Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

Я опять уснула. Когда я проснулась, в голове наконец не осталось ни одной мысли, кроме связанных с физическими ощущениями: «Мне холодно, я вся дрожу». Время сделать выбор. Я решила купить еще водки.

Поднявшись на ноги, медленная, как эволюция, я увидела лужу на полу и мысленно себе кивнула — это был хороший знак. Возможно, у меня получится умереть, не прибегая к средствам, выложенным на столе. Я сняла с крючка кухонное полотенце с надписью «Подарок в память о Вале Адриана [13] Адрианов вал — оборонительное укрепление длиной 117 км, построенное римлянами при императоре Адриане в 122–126 г. н. э. Пересекает северную Англию до границы с Шотландией. », изображением центуриона и аббревиатурой SPQR [14] SPQR ( лат. Senatus Populusque Romanus) — Сенат и народ Рима. . Мое любимое. Я вытерла им лицо и бросила на пол.

Потом, не утруждая себя нижним бельем, просто натянула первые попавшиеся вещи, обнаруженные в спальне, — тот самый наряд, в котором я была вечером во вторник. Вставила босые ноги в туфли на липучке и накинула на плечи свою старую телогрейку, висевшую в шкафу в прихожей. Я поняла, что не знаю, куда подевалось мое новое пальто. Но вот сумочку надо было отыскать. Я вспомнила, что в тот вечер брала ее с собой. В ней помещались только ключи и кошелек. Связка лежала на полочке у входа, куда я всегда их клала. Сумочка, в конечном итоге, тоже обнаружилась в прихожей — забилась в угол рядом с моей хозяйственной сумкой. Наличных в кошельке не было. Я не смогла восстановить, как я добралась домой и где купила всю эту водку. Видимо, по пути из центра города. К счастью, обе банковские карты находились в кошельке. Как и билет на концерт. Я бросила его на пол.

После чего спустилась и направилась в магазин на углу. На улице было светло и холодно, небо затянули мертвенно-бледные тучи. Когда я переступила порог, тренькнул электрический звонок и стоявший за прилавком мистер Дьюан поднял глаза. Я увидела, что они широко распахнулись, а его челюсть немного отвисла.

— Мисс Олифант? — тихо и настороженно произнес он.

— Три литра водки «Глен’з», пожалуйста, — сказала я.

Голос мой прозвучал странно — хрипло и скрипуче. Надо полагать, оттого, что я им некоторое время не пользовалась, да к тому же меня несколько раз тошнило. Продавец поставил передо мной одну бутылку и нерешительно замер.

— Три, мисс Олифант? — спросил он.

Я кивнула. Он медленно поставил на прилавок еще две. Все они теперь выстроились в один ряд, как кегли, которые мне предстояло сбить.

— Что-то еще? — спросил мистер Дьюан.

Я обдумала, не взять ли буханку хлеба или банку макарон, однако я была совсем не голодна. Поэтому лишь покачала головой и протянула банковскую карту. Рука моя тряслась, я пыталась унять дрожь, но безуспешно. Я ввела цифры и бесконечно долго ждала, пока кассовый аппарат пробивал чек.

На прилавке лежала кипа вечерних газет. Взглянув на них, я поняла, что сегодня пятница. У мистера Дьюана на стене висело зеркало, позволявшее видеть каждый уголок магазина. В нем я мимоходом увидела свое бледно-серое, будто личинка какого-то насекомого, лицо. Кончики волос торчали в стороны. Глаза превратились в две темные дыры, мертвые и пустые. Я отметила все это с полным безразличием. Ничего, абсолютно ничего не могло быть менее важным, чем моя внешность. Мистер Дьюан протянул мне бутылки в пластиковом пакете. От него исходил зловонный запах полимеров, от которого мой желудок взбунтовался еще больше.

— Берегите себя, мисс Олифант, — без улыбки сказал мистер Дьюан, склонив набок голову.

— До свидания, мистер Дьюан, — ответила я.

Хотя до дома было не больше десяти минут, мне, чтобы преодолеть это расстояние, потребовалось полчаса: бутылки в пакете, тяжесть в ногах.

На улице я не увидела ни единого живого существа, даже кошки или сороки. Матовый свет окрашивал мир в черно-серые тона, и этот унылый монохром тяжестью ложился на плечи. Я ногой захлопнула за собой дверь и сбросила одежду, оставив ее в прихожей на полу. Я заметила, что одежда очень плохо пахнет — потом, рвотными массами и чем-то гниловато-сладким, видимо, продуктами распада этилового спирта. Я отнесла пакет в спальню и надела свою лимонную ночную рубашку. Заползла под одеяло и не глядя протянула руку к бутылке.

Я пила ее с сосредоточенной, целенаправленной решимостью убийцы, но мысли отказывались в нее погружаться — подобно страшным, раздутым утопленникам, они продолжали плавать на поверхности в своем бледном, опухшем уродстве. Конечно, там был ужас от того, что я настолько ослепила себя иллюзиями: мы, с ним… о чем я думала? Но еще хуже — куда хуже! — был стыд. Я свернулась калачиком, стараясь занимать на кровати как можно меньше места. Омерзительно. Я выставила себя идиоткой. Я была позорищем, как мамочка всегда и говорила. Подушка поглотила какой-то звук — звериный стон. Я не могла открыть глаза. Я не желала видеть ни одного квадратного сантиметра своей кожи.