Карлос Сафон - Тень ветра [litres]

– Существует еще один экземпляр «Тени ветра», – пробормотал он. – Здесь, в Барселоне.

– Ты ошибаешься, Хулиан. Ты уничтожил все.

– Все, кроме этого. Похоже, кто-то опередил меня, спрятав его там, где я никогда бы не догадался его искать. Это сделала ты.

Так я впервые услышала о тебе, Даниель. Некий Густаво Барсело, владелец книжного магазина, большой хвастун, утверждал, что обнаружил уцелевший экземпляр «Тени ветра». Среди букинистов такие новости распространяются быстрее эха. За два месяца Барсело получил множество предложений от коллекционеров из Берлина, Парижа и Рима. Загадочное бегство Хулиана из Парижа после кровавого поединка и его предполагаемая гибель во время гражданской войны в Испании только добавляли ценности его произведениям. Теперь их стоимость на международном букинистическом рынке достигала невероятных высот. Мрачная легенда о человеке без лица, который разыскивает книги Каракса по магазинам, библиотекам и частным коллекциям, чтобы жечь их, только способствовала росту интереса к его романам. И чем выше становилась цена, тем больше было желающих ее заплатить. «Поднимем балаганчик на кровушке людской», как говаривал Барсело.

Слухи дошли и до Хулиана, еще не уставшего гоняться за тенью собственных слов. Как оказалось, у самого Барсело книги не было. Последний экземпляр «Тени ветра» принадлежал теперь одному мальчику, который обнаружил его совершенно случайно и, очарованный романом и его загадочным автором, ни за какие деньги не соглашался продать книгу, храня ее как зеницу ока. Этим мальчиком был ты, Даниель.

– Ради Бога, Хулиан, ты же не причинишь вреда ребенку… – неуверенно прошептала я.

Хулиан сказал, что все украденные и уничтоженные им романы он вырвал из рук тех, кто не испытывал к ним ничего, кроме коммерческого интереса, жажды собирательства, типичной для коллекционеров, или равнодушного любопытства дилетантов. Но ты, отказавшись продавать книгу, в своем стремлении отвоевать Каракса и его тайны у прошлого, вызвал у Хулиана странную симпатию, даже уважение. Ты этого не знал, Даниель, но с тех самых пор он стал наблюдать за тобой.

– Быть может, когда он поймет, кто я такой и кем я стал, он тоже решит сжечь мой роман.

Хулиан говорил уверенно, с той ясностью рассудка, какая бывает только у безумцев, свободных от лицемерной необходимости соответствовать отвергающей их реальности.

– Кто этот мальчик?

– Его зовут Даниель. Он сын владельца книжной лавки на улице Санта-Ана, куда часто заходил Микель. Они с отцом живут в квартире над магазином. Мать Даниеля умерла, когда тот был совсем маленьким.

– Такое впечатление, что ты сейчас говоришь о себе.

– Может быть. Этот мальчик действительно чем-то похож на меня.

– Оставь его в покое, Хулиан. Он совсем еще ребенок. Его единственное преступление в том, что он восхищается тобой.

– Это не преступление, это наивность. Но у него это пройдет. Может быть, тогда Даниель сам вернет мне книгу. Вернет, когда перестанет восхищаться мной и начнет меня понимать.

Незадолго до окончания фильма Хулиан молча встал и исчез в темноте. Так мы и встречались все эти месяцы, по ночам, в полумраке кинотеатров и переулков. Хулиан всегда сам находил меня. Я ощущала его молчаливое присутствие, даже не видя его. Он жил во мраке и был постоянно настороже. Иногда, когда он рассказывал о тебе, в голосе у него проскальзывали нотки нежности, которые приводили его самого в страшное замешательство. Я думала, что эту способность чувствовать он потерял много лет назад. Хулиан вернулся в заброшенный дом Алдайя. Он жил там, полупризрак-полунищий, бродя по осколкам своего прошлого, охраняя покой Пенелопы и сына. Это было единственное место в мире, которое еще ему принадлежало. Есть тюрьмы пострашнее слов.

Раз в месяц я приходила навестить его. Просто чтобы убедиться, что он все еще жив. Никем не замеченная, я перебиралась через полуразрушенную каменную стену позади дома. Иногда я заставала там Хулиана, иногда нет. Я приносила ему еду, деньги, книги… Я могла ждать его часами, пока не спускались сумерки. Несколько раз я отважилась обойти дом. Там я обнаружила следы Хулиана. Мне уже не казалось, что он сумасшедший, и все его поступки стали для меня не святотатством, а всего лишь трагической закономерностью. Когда Хулиан был дома, мы часами разговаривали, сидя у огня. Он признался, что снова пытается писать, но ничего не выходит. Хулиан едва помнил свои романы, словно они были для него давно прочитанными книгами забытого автора. Следы его неудачных попыток я обнаружила в камине, где Хулиан сжигал лихорадочно исписанные листки. Однажды, воспользовавшись его отсутствием, я вытащила из кучи пепла почти не тронутую огнем стопку таких листов. Это был рассказ о тебе, Даниель. Когда-то давно Хулиан признался мне, что рассказ – это письмо, которое автор пишет самому себе, чтобы объяснить то, что иным образом понять не может. С некоторых пор он задавался вопросом: не потерял ли он и в самом деле рассудок? Знает ли безумец о своем безумии? Или же безумны окружающие, пытающиеся убедить его в его сумасшествии, пытаясь таким образом защитить собственное иллюзорное существование? Хулиан день за днем наблюдал, как ты растешь, и спрашивал себя, кто ты. Вдруг твое появление – чудо, дарованное ему, прощение, которое он должен заслужить, научив тебя не повторять его ошибок? Порой мне казалось, что Хулиан, следуя причудливой логике созданной им вселенной, убедил себя, что ты – воплощение его потерянного сына, новая чистая страница, с которой он мог бы начать переписывать заново историю, на этот раз не выдуманную, а живущую в глубинах его памяти.