Карел Мисарж - Окраина

Не то чтоб у Франтишка были денежные затруднения. Он ведь по-прежнему не платил за квартиру. Но все же отдать за билет последнюю десятикроновую монету… Да и той мало! Проезд до городка, где живет девушка, стоит дороже, и Франтишек покупает билет на три кроны дешевле — и на четыре остановки ближе, чем та, где находится дом, перед которым разгуливает безобразный голубь. Так бывает у Франтишка. Пускай сам дом будет хоть из золота, хоть из серебра, будь он хоть на курьих ножках — Франтишек запомнил только эту гнусную птицу.

Этот путь Франтишек уже проделал однажды на машине, но теперь ему приходится мириться со скоростью местного поезда, которому вовсе не к спеху. Долгие остановки отодвигают час приезда до последних границ приличия. Но Франтишек спокоен. Знает — ему теперь не холодно будет ночевать в гостиной. Лето все-таки. Лето — это тепло, это черешни, дикие маки. И не только… Между тем неторопливый состав из красных вагончиков постепенно вползает в сумерки, спустившиеся на благоуханные сады. Франтишек выходит не за четыре, а лишь на предпоследней остановке. Это на больших станциях контролеры имеют обыкновение проверять билеты у выходящих пассажиров. Совсем другое дело на маленьких, нередко окруженных садиками.

В одном из таких садиков Франтишек нарвал ландышей. Он успел обернуть белые колокольчики языкообразными листьями, а поезд еще не двинулся с места. Франтишек обвязал свой букетик соломкой — поезд все стоит. Спрятав букет в ладонях — как когда-то в уборной гимназии прятал сигарету (он ведь еще не дарил цветов ни одной девушке), — Франтишек зашагал по уложенной щебнем тропинке вдоль полотна, и только тут поезд нагнал его. Паровозный гудок разнесся над краем, как трубный зов оленя. Голубь, конечно, давно покинул свой пост перед домом девушки. Где спят голуби? На деревьях? На чердаке, с летучими мышами? Наверное…

Дверь в квартиру не заперта, никого нет. Три комнаты расположены одна за другой; Франтишек поочередно зажигает в них свет: сначала в кухне, потом в гостиной. В спальне зажигать не приходится — он там и так горит. Светлые полоски очерчивают плохо пригнанную дверь. Девушка полулежит на кровати, под головой высокая груда подушек, на согнутых коленях — толстый, большого формата учебник. На ночном столике цветные карандаши. Появление Франтишка страшно ее перепугало; накинув халат, она выпроводила приятеля в кухню, и там завязался меж ними разговор — такой, словно расстались они только сегодня, после обеда в студенческой столовой. В вазочке на столе благоухали ландыши. Казалось даже неестественным, что такой маленький букет способен насытить ароматом просторную кухню. Впрочем, это ведь дар любви…

Когда тихая музыка в приемнике сменилась сигналом, оповещающим о наступлении двадцать второго часа суток, девица умолкла. Отзвучал сигнал — и тишина стала бездонной.

— Ты посмотрел, когда последний поезд на Прагу? Поздновато будешь возвращаться, — наконец заговорила она. — Может, не стоило тебе терять целый вечер накануне сессии?

Сколько слов после такой долгой паузы!

Франтишек медленно покачал головой. Потом молча перевел взгляд с любимой девушки на бледные колокольчики ландышей. Усмехнулся:

— Стоило!

Он встал и поклонился довольно деревянно.

— Пора мне. До станции, кажется, от вас далековато.

В эту минуту между ним и Прагой — шестьдесят километров. Между ним и девушкой — куда больше.

Три часа тащился поезд, так устрашающе громыхая на стрелках, что, казалось, сейчас рассыплется. И три часа после этого бродил Франтишек от грозного Пражского Града до Дейвицкого вокзала и от Дейвицкого вокзала до враждебного Града. Он мог бы, конечно, пойти «домой», на квартиру приятеля. Там, без сомнения, тепло и уютно. Прошел бы через кухню, где время от времени ворчит холодильник, через зеленую гостиную — тут уж, конечно, на цыпочках — и юркнул бы к себе в постель. Но он этого не делает. Почему же, почему? Во имя чего ёжится он на скамейке, усыпанной рыжеватыми лепестками отцветших каштанов возле киоска у Порохового моста, в котором днем продают сосиски? Ради чего вдыхает запах мочи, исходящий от мусорной корзины, набитой бумажными стаканчиками из-под десятиградусного смиховского пива, когда мог бы спать и видеть сны по соседству с флакончиками и баночками кремов? Зачем ждет он, когда по пустому вокзалу разнесется стук деревянной ноги сторожа?

Влюбленные иной раз ведут себя непостижимо.