Карел Мисарж - Окраина

Но станут ли такие мелкие проблемы занимать студентов в конце второго семестра! В эту пору подсыхают межи в полях, среди колючей прошлогодней травы появляются в окружении больших темно-зеленых листьев нежные цветки фиалок и светло-коричневая ширь полей уходит за горизонт… Таково представление Франтишка о весне, и оно подтверждает тот факт, что есть образы, выбить которые из головы невозможно. Рождество — это ночной сторож с колотушкой и крупные хлопья снега, весна — фиалки, осень — пастушки у костра, на котором тлеет картофельная ботва. А так как и приятель Франтишка отнюдь не иммунен против картин, изображающих времена года и висящих в коридорах школ, то в головах обоих естественным образом зарождается идея съездить за город. Если в их сердцах осталась хоть капля неверия в существование пейзажей, в которые традиция неизменно помещает весну, лето, осень и зиму, то автомобиль поможет им раздвинуть пределы реальности.

В один прекрасный день игривая идея навестить в весенние каникулы маленькую блондинку в ее отчем доме воплощается в дело. По мнению друзей, такое решение перевернет судьбу мира. И они покидают кафе «Бельведер», где сидели за черным кофе, любуясь через большие окна необычайно щедрым весенним утром, и поспешают в гараж. Вскоре сверкающая машина «керосинного цвета» проносится мимо бывшей гимназии имени Бенеша. Лишенное былой славы, здание как бы сгорбилось под вывеской «Одиннадцатилетняя средняя школа». Скоро хорошенькие виллы сменяются аллеями яблоневых, сливовых и грушевых деревьев с их блестящими стволами. Смотри-ка! Чем дальше от города, тем виднее: межи-то и впрямь подсыхают и в колючей прошлогодней траве распустились в окружении больших темно-зеленых листьев нежные цветки фиалок! Франтишка одолевает сильное искушение — попросить приятеля остановиться. Вот бы нарвать букетик и с этим малым презентом постучаться в дверь незнакомой еще квартиры!

До городка, где живет девушка с чуть раскосыми глазами, от Праги шестьдесят километров, ее дом на дальнем конце. Автомобиль «керосинного цвета», которым, как надеется директор автозавода, будет доволен покупатель, выглядит на улице, мощенной булыжником, словно нарядный велосипед, подаренный за отличный аттестат, рядом с трехколесной тележкой старого инвалида.

В доме два этажа. Неизвестно откуда взявшийся информатор сообщает, что внизу живет незамужняя учительница, а наверху — та самая девушка, с которой Франтишек познакомился в студенческой столовой. Оконные стекла сверкают на закатном солнце, но коричневая краска на рамах облупилась. В доме никого нет. Ни внизу, ни наверху. Франтишек с приятелем заглядывают через окно в квартиру учительницы. Вид комнаты пробуждает какую-то смутную грусть. До нелепости огромная кафельная печь в углу — в такой печи можно наварить еды на целый полк; посередине комнаты — конторка и стул; кровать такая большая, что не хватает только балдахина; школьный застекленный шкаф, в котором висят на плечиках платья, похожие на спящих летучих мышей. Да-а, положение дурацкое. Ко всему прочему под ногами у приятелей упорно путается невероятно безобразный голубь, стуча по круглым булыжникам красными коготками. Коготки скользят по гладким камням, словно миниатюрные красные грабельки.

Внезапное появление девушки рассеивает все неприятные впечатления. Она является, как весеннее солнышко, что заливает весь край, сверкает во всех окнах. Сначала все трое, следуя маршруту безобразного голубя, бродят вокруг машины. Девушка непритворно рада нежданным гостям. Она открывает дверцу, садится на сиденье, обитое желтой кожей, и продолжает разговор через окошко:

— Вот радость-то, что приехали!

На это трудно что-либо ответить. Особенно если стоишь, пригнувшись к дверце.

— А как вы нас нашли?

Это уже легче.

— Спросили…

— А я ходила к Норе Благовой. Это моя лучшая подруга, она живет на другом конце города.

Друзья с удовлетворением замечают, что проехали через тот конец.

— Только Норы дома не оказалось. А то бы вам долго пришлось ждать! Я у нее всегда до ночи засиживаюсь!

Биография Норы скучна, скучны родственные отношения обеих девушек. Да, да, они дальние родственницы. Франтишек с приятелем уже сменяют друг друга. Один наклоняется к дверце, другой выпрямляется. И наоборот. Всякий раз, как при этих упражнениях лица их встречаются на одном уровне, оба принимают несчастный вид. Статисты в глупейшей сцене, разыгрываемой для двух-трех прохожих, для двух-трех приподнятых занавесок в соседних домах, — вот кто они такие. И они все неохотнее наклоняются к дверцам, потом и вовсе перестают наклоняться, стоят, переглядываются поверх крыши машины, пожимая плечами. Но вот первое действие окончено, занавес падает, девица выкарабкивается из машины. Излишне размахивая руками, ведет она гостей через дворик, затем по крутой, жалобно скрипящей деревянной лестнице, по коридору, над которым раскинул свои исхудалые руки гипсовый Христос на кресте, раскрашенный балаганно-яркими красками. Его пять ран рдеют, как бумажные розочки в тире. Пять ран — пять выстрелов за три кроны! «Ecce lignum cruris» [39], на котором распято спасение мира…