Кристоф Оно-ди-Био - Сирена

Нет, это все-таки полный бред.

Почему я в этом самолете?

Потому что мне любопытно встретиться со всесильным человеком.

Потому что я потерял любимую женщину, разочаровал другую и не хочу, чтобы мне еще больше испортили жизнь.

Там разберемся.

Облака — клочья пены для бритья, плавающие в синей воде гигантской раковины.

Мне нужен еще бокал.

Мы снижаемся, и облака рассеиваются. На покрытом морщинками море конфетти островов. Люди, как бы их ни было много, еще слишком малы, чтобы их увидеть. Три миллиарда человек на планете в 60-е годы. Сегодня семь. На одном пятачке. Понятно, что то здесь, то там становится тесновато. Что некоторым хочется время от времени расчистить место.

Мы еще снижаемся. Теперь я вижу маленькие кубики домов.

Стюардесса просит меня пристегнуть ремень.

В иллюминатор я вижу остров, на котором приземлюсь. Нана не ответила, когда я спросил, как он называется. Я снова обращаюсь к стюардессе.

— Извините, месье, я не уполномочена давать вам эту информацию.

Я как та женщина, от которой во время одного полета — его совершил и я перед летом — любящий муж скрыл пункт назначения, город влюбленных, о котором она давно мечтала. До того как она села в самолет, пилот обратился через микрофон ко всем пассажирам и сказал, что собирается объявить по прибытии название другого города, с менее романтической репутацией, — Гданьск, Тимишоара или Газиантеп. Всем предстояло стать сообщниками.

— Счастье для женщин, что еще есть такие мужчины, — сказала мне соседка.

— Моя жена умерла… такого сюрприза я уже не могу ей сделать, увы, — ответил я, опробуя ту форму искренности, которая, стань она всеобщим достоянием, положила бы конец нашей прекрасной цивилизации.

Она так и съежилась на сиденье.

Остров имеет форму наконечника стрелы и пересечен по центру горной цепью, как хребтом. Появляется асфальтовая лента, зажатая между горами и морем. Здесь надо быть осторожнее на поворотах. Самолет пролетает над скалистой цепью и ныряет вниз по другую сторону ее окутанной туманом вершины. Я вцепляюсь в подлокотники. Сейчас мы врежемся в скалы. Нет, самолет выравнивается, море раскинулось слева, а правое крыло задевает гору. Срабатывают воздушные тормоза. Удар. Скрипят шины, кабина вибрирует, самолет мчится, как бешеный бык, потом все медленнее, медленнее и останавливается аккурат перед морем. Пристегнутая напротив меня Кума поправляет блузку.

— Вам нравится Греция? — спрашиваю я.

— Я сразу же улетаю, — отвечает она, расстегивая ремень.

Встает, разблокирует двери и говорит мне: «Вы прибыли». Дверь открывается, разворачивается трап. Воздух горяч. Пахнет гудроном и розмарином. В конце летного поля я вижу завалившуюся ограду, а за ней белый домик с тремя окошками, обрамленными голубым. Вот и все.

И ни одной живой души.

Слева от домика стоит пластмассовая скамейка. Я сажусь на нее, включаю мобильник. Сети нет.

Я жду. Закрываю глаза. Вот я и вернулся в Грецию.

Наконец что-то появляется в поле моего зрения. Нечто двухколесное, никуда не торопясь, взбирается на холм в своем ритме. Медленно приближается. Старик одет в синюю рабочую куртку, выцветшую от солнца или соли, и бархатные штаны. Поравнявшись со мной, он останавливает свой драндулет, усеянный пятнами ржавчины. И роется в сумке, висящей у него через плечо. Достает оттуда картонку, на которой я читаю свое имя. Через час после приземления. Что за организация, господин Атанис? Старик делает мне знак сесть позади него на черное седло, откуда выпирает местами желтый поролон.

Деревня сгрудилась внизу вокруг бухточки в форме буквы U, защищенная горами, которые окружают ее настоящими крепостными стенами. Не нужна и цитадель, от которой остался лишь кусок стены. Дома в основном белые, но есть и желтые, голубые, охряные, с неоклассическими фасадами. С удивлением я вижу купол мечети и острие минарета.

Я спрашиваю водителя, где мы. По-гречески я как-никак знаю пару-тройку слов. Ответа нет. Он, однако, меня слышал: ни шлема, ни ветра, ни шума, кроме стука слабосильного моторчика. Он пригибает голову, как будто хочет прибавить скорость, но не прибавляет.

Мы пересекаем деревню. Водитель останавливается только на набережной. Дальше — прозрачная вода, в которой танцуют рыбки. Он делает мне знак слезть. Рядом кафе. Несколько деревянных стульев и столов в беседке, защищающей от солнца. Колышется занавеска из бус в дверях, и из-за нее появляется женщина. Лет пятидесяти, крепкого сложения, еще красивая, еще черноволосая, она несет поднос, уставленный тарелками, ни о чем не спросив, расставляет их на одном из столов над самым морем и жестом приглашает меня сесть. Мне хочется есть и пить, так что я повинуюсь. Салат с осьминогом, помидоры и фета, оливки. Никого больше нет в этом крошечном порту, где лишь три лодки вяло покачиваются на воде. Мой взгляд затерялся в небе. Редко я видел такой чистый свет. На часах полдень.