Тибор Фишер - Как править миром

Когда мы говорим о преимуществах трудоустроенности, то зачастую упускаем из виду один важный аспект: когда человек занят делом, ему недосуг предаваться праздным размышлениям. У безработного много свободного времени, и поэтому он много думает. Много думать вредно. Всего должно быть в меру.

После съемки Кобдена я устал, но устал не так сильно, чтобы сразу заснуть. Опять размышляю о том, какой я, по сути, никчемный человек. Даже те вещи, которые по идее должны искупать все грехи – любовь к жене, любовь к сыну, – отчасти проистекают из эгоистических устремлений. Жену я люблю потому, что хочу быть любимым. Конечно, не только поэтому, но и поэтому тоже. Мой сын – это мой сын, мое продолжение, в котором есть многое от меня самого, мой след, моя кровь. Я безнадежно никчемен, а ведь я чуть ли не лучший из всех людей, кого знаю лично.

Проснувшись на следующий день, вижу посреди комнаты мусорную корзину. Мне уже все равно.

Хорошо, когда день начинается поздно. Можно подольше поспать. Я встречаюсь с Семтексом у фонтана Умеренности в Клэпхеме. Профессор еще не явился. Зато внезапно явился Эдисон.

– Я снова на этом проекте, Бакс. Извини, если тебе не сообщили, – говорит Эдисон.

– Джо’н дал добро?

– Да.

Он говорит это «да» как-то уж слишком поспешно. Естественно, я ему не верю. Если бы он мне сказал, что меня зовут Бакстер, я бы сверился с паспортом. Я звоню Джо’ну.

– Я тут с Эдисоном. В Клэпхеме. Он утверждает, что снова работает на статуях.

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

– С чего бы он это взял?

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

Тем временем Эдисон тоже позвонил Джо’ну, и теперь у нас вроде как телефонная конференция.

– У нас была договоренность, Джо’н, – заявляет Эдисон.

– Ты говорил, у тебя съемки во Франции.

– Там все отменилось, и всю работу над этим проектом проделал я.

За работу над этим проектом никто даже не брался.

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

– Скажи Баксу, пусть он спокойно идет домой, – говорит Эдисон.

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

Повисает неловкая пауза. Я так взбешен, что всерьез размышляю о том, чтобы раздобыть бензопилу и удовлетворить жажду крови.

– Вам надо сразиться за этот проект, – вдруг изрекает Джо’н.

Я говорю:

– Что?

– Нынче мы все такие культурные и утонченные. Мы забыли, что значит быть настоящими мужиками, – размышляет Джо’н вслух. Говори за себя, чучело. – Давайте-ка вы с Эдисоном решите вопрос по-мужски. В старой доброй традиции кулачного боя. И пусть победит сильнейший.

– Ты предлагаешь нам драться?! – встревает Эдисон.

Семтекс весь сияет.

– Я подержу твой пиджак.

Я так зол, что мне уже все равно, что Эдисон крупнее меня – во всяком случае, выше ростом – и на пятнадцать лет моложе. Я временно отбываю из царства разума. Почему нет? Зачем притворяться, что мы цивилизованные существа? Давайте бить друг другу морды.

– Я не ослышался? Ты действительно предлагаешь нам драться? – переспрашивает Эдисон. – Не ожидал от тебя такой дикости, Джо’н. Все, с меня хватит. Не хочу иметь с этим проектом ничего общего.

Он качает головой и идет восвояси. Я слегка удивлен, но по-прежнему зол. Чтобы дать выход ярости, приходится пнуть парковую скамейку. Скамейке-то все равно, а ноге больно.

Как-то раз, в первую неделю в детском саду, какой-то мальчишка хотел сесть на мой стульчик. Я возмутился, стал отбирать стульчик. Воспитательница увидела, как мы его тянем туда-сюда, и вместо того, чтобы провести нравоучительную беседу о том, что надо делиться и что грубая сила не аргумент, сказала нам: «Вы еще подеритесь». Я победил, но мне это совсем не понравилось.

Я говорю:

– Я даже не думал, что Эдисон так легко сдастся.

– Наверное, он слышал историю об этом… как его… я не помню, – отвечает Семтекс.

– Он упал с лестницы.

– Да, я всегда так говорю в суде.

– Он был вусмерть пьян.

– И, наверное, он слышал, как ты убил тех каскадеров, которым задолжал денег.

– Я никого не убивал.

– У тебя неуемная тяга к насилию.

– Чья бы корова мычала…

– Что конкретно произошло с каскадерами?

– Я не собираюсь выслушивать претензии от человека, который так остро реагирует на оскорбления, что даже не дожидается, когда его оскорбят.

– Зачем ждать? Я работаю на опережение.

– В Бангкоке тоже?

– Ну вот, опять эта тайская херня. Острая реакция на оскорбления – признак высокого интеллекта, Бакс. Зачем ждать, когда тебя обоссут? Я бью сразу, как только они хватаются за «молнию» на ширинке.