— Выгнать?
— Да, можешь мне поверить. Но твоя почтительность к предкам заслуживает похвалы… поэтому поступай, как знаешь. Мудрецы прошлого говорили: «Подумай перед тем, как действовать». А что ты знаешь?
— Ничего я не знаю, учитель… Но скажите мне… — Юн Бо остановился, опустил на землю мешок с инструментами, подошел вплотную к Киму. — Хочу спросить вас об одной вещи… Что вы думаете об «Армии справедливости?»
— Гм… Сложный вопрос. Судя по всему, это движение призвано собрать под свои знамена справедливых мужей — цвет нации, — голос Ким Хун Чана взволновано дрожал.
— Насколько я понимаю, одни хотят прогнать японцев, а другие — наказать разворовавшихся чиновников. По-моему, у всех общая задача. Тогда почему о движении Донхак говорят плохо, а об «Армии справедливости» — хорошо?
— Верность королю и неверность — это не одно и тоже.
— Если крестьянин выступает за свои права — это неверность, а если янбан разворовывает казну и унижает простых людей, то это верность?
— Ба, куда ты завернул! Не хочу слушать! Убирайся прочь! — Ким Хун Чан сошел с дороги, подошел к канаве и опустил ногу в воду.
Юн Бо, наблюдавший за ним, решил изменить тему разговора, его голос даже стал более мягким:
— Учитель, так куда же вы направляетесь по утренней росе?
Такое происходило с ними почти всегда. Несмотря на разницу в возрасте, социальное положение и отличие в образе мыслей, у них двоих за эти годы сложилась взаимная симпатия друг к другу. Хула, ругань и подначивание в их отношениях не сделали их врагами, а наоборот, только укрепляли дружбу, что было странно.
— Я был в соседней деревне, — заявил Ким. — Навестил Чин Са, он оказался в весьма затруднительном положении.
— Слухи ходят, что Ок Све сбежал, это правда? — поинтересовался Юн Бо.
— Негодник, оставил семью хозяина, теперь им не накого положиться. Воистину мир перевернулся. Поймать бы мерзавца и забить до смерти батогами.
— Не стоит осуждать человека. Кто знает, что ему приходилось терпеть? Я слышал, что он голодал и при этом служил двум вдовам. Должно быть, припёрло, что сбежал…
Со стороны оба, Юн Бо и Ким Хун Чан, выглядели людьми беспечными, как если бы первый не собрался вовсе в дальнюю дорогу, а второй — не спешил за снадобием для дочери, которая всю прошлую ночь мучилась рвотой и поносом.
— Каждый должен исполнять свой долг. Слуги обязаны делать свою работу, а хозяева — свою.
В это время они увидели неподалеку идущего со стороны соседней деревни мужчину, который вскоре поровнялся с ними. Это был Ким Пхён Сан, с непокрытой головой, он держал руки в карманах штанов, должно быть, опять провел ночь за игрой в карты. Он прошел между двумя путниками, взглянул молча на их лица и фыркнул, точно какое-то животное. В ответ на это Ким Хун Чан сердито сплюнул. А Юн Бо, не зная, как на все это реагировать, молвил:
— Пожалуй, мне надо бы поторопиться, — и закинув на плечо мешок, пошел вперед быстрыми шагами.
— На работу отправляешься? — грубо поинтересовался, обернувшись, Пхён Сан.
— На работу ли, или куда еще, тебе, что за дело? — парировал Юн Бо.
— Черт возьми, я не спал всю ночь!
— Что, сорвал куш?
— Если бы…
— Ну, ну… — Юн Бо, не желая больше разговаривать с Пхён Саном, прибавил шагу. А упитанный картежник не отставал от него.
— Я спустил всё…
— Чтобы выигрывать, надо и проигрывать.
— А ты, что же, работаешь, работаешь, а капитал на ветер бросаешь?
— Это уж не твое дело, янбан. Ты сам по себе, я сам по себе, — с этими словами Юн Бо резко повернул влево к реке, направляясь к переправе.
— Хи-хи-хи, — Пхён Сан был бы не прочь называться янбаном, но он простой крестьянин, хотя и упитанный: с жесткими волосами на голове, широким лоснящимся лицом. Узкий его лоб рассекала одна глубокая морщина. Поглаживая выпирающий живот, он вошел к себе во двор с криком: «Есть хочу!»
Дети, два малых сына, услышав угрожающий крик отца, тотчас попрятались кто куда. А их мать, работавшая за ткацким станком в крохотной комнате, разогнула спину и вышла встречать мужа:
— Сейчас накрою столик
— Погоди, Ан Дэк… я, пожалуй, сначала вздремну… — Пхён Сан зашел в комнату, примыкающую к кухне, оставил дверь открытой, растянулся на циновке и вскоре захрапел на весь дом.
Хам Ан Дэк закрыла дверь, позвала детей завтракать, положила им в плошки вареного риса, сама сьела отвар из остатков рисовой шкварки — суннюн.
— Потом отнесите столик на кухню и идите играть на улицу, — велела она сыновьям, и, выйдя в сарай, нашла мотыгу.
Читать дальше