Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

— Да не говори так. Дочь или сын, какая разница? Сын женится — то же самое. Мы и подумать не могли, что за нами сноха ухаживать будет. Старик мой тоже не хочет жить с детьми. Говорит: мол, пока не состаримся совсем, жить вдвоем будем, а потом, когда он умрет, наказал мне жить с сыновьями.

Пока старые женщины обсуждали горести жизни, вошла Ёнок, держа в руках узелок.

— Дитя мое! В гости пришла? — поздоровалась с ней старушка Юн.

— Да. Здравствуйте, тетушка.

— Ругать тебя мало. Сама кое-как концы с концами сводишь, а еще и родителям помогаешь… Что это еще? — проворчала Юн, глазами указав на узелок, поставленный Ёнок на пол.

— Одежда отца.

— Ой-гу, батюшки! А живот-то какой, настоящая тыква! Подумай о ребенке, — зацокала языком Юн, — а ты еще и отца жалеешь. Разве Сочон не может позаботиться о его белье?

— Он же ей ни копейки не дает, как ей одежду на стирку давать? А в последнее время он только и делает, что болеет, он даже не хочет нанять для себя сиделку, — сказала Ханщильдэк.

— Если уж Сочон сама выбрала его, неужели она не позаботилась бы о нем?

— И все же ей спасибо за то, что она не ждет от моего мужа вознаграждения.

— Тьфу ты. И охота тебе кисэн защищать? Впрочем, дома от этого только спокойнее становится, — проворчала Юн.

Все три женщины горько усмехнулись, услышав такие слова.

— В конце концов, когда наладятся ваши дела-то? — не унималась Юн.

Ёнок отвернула свое красное от сыпи лицо.

Ханщильдэк ответила вместо нее:

— Вот уже третий год нет прибыли. Кажется, что Гиду один только и старается, чтобы исправить дело. Не раз он предлагал Киму свернуть дело, но разве может кто справиться с его упрямством? Он все на своем стоит, чтобы увидеть конец всему. Не могу его понять…

— Несчастный упрямец, — снова зацокала языком старушка Юн.

— …Есть кто-нибудь?

За разговорами женщины и не заметили, как во двор вошел незнакомый парень, и они одновременно оглянулись на него.

— Кто вы? — подобрав свою юбку, вышла из комнаты Ханщильдэк.

Перед ней стоял приземистый незнакомый парень лет тридцати в старой шляпе.

— Я по поручению матери Донхуна.

— Ёнсук?

— Да.

— Ну, присядьте тогда.

Парень снял свою шляпу, положил ее на пол и сел.

— С чем пожаловали? По-моему, Ёнсук никаких дел с нами иметь не желает.

— Мне кажется, матушка, что вы были очень обижены в прошлый раз…

— Что? Да кто ты такой?

— Вы меня не знаете? Извините, я не представился. Я работаю в доме вашей дочери секретарем. Зовите меня просто — секретарь Бан. А родом я из Пусана, — парень хитро прищурил глаза и как-то по-женски рассмеялся. По его старой сумке все догадались, что перед ними ростовщик.

— Ну и стерва же Ёнсук! Задумала в деньги поиграть, аж ростовщика послала! — с возмущением вспыхнула Юн.

— Это не женское дело, разве может госпожа одна справиться с ним? Должны же при ней быть подобные мне посыльные… Хе-хе, — косо посматривая на женщин, сказал парень.

— Ну, говори, зачем послан-то?

Парень порылся, шурша бумагами во внутреннем кармане костюма, выложил какой-то конверт и подвинул его в сторону Ханщильдэк:

— Я пришел передать вам это. Госпожа просила.

— Да что ж это такое? Я ослепла уж совсем, читать не могу.

— Это не письмо, а деньги.

— Деньги?

— Взгляните.

Ханщильдэк открыла конверт и достала содержимое — купюру в одну сотню вон.

— Это мне?

— Да, вам от госпожи. Как бы дурна ни была наша госпожа, все равно она ваша дочь. Хе-хе-хе…

И откуда он только знал все подробности, чтобы так красноречиво говорить. Ханщильдэк вложила деньги обратно в конверт и задвинула его парню под колени. Тот игриво посмотрел на нее и спросил:

— Ну зачем же вы так?

— Вам знать не надо. Идите и верните, — строго приказала Ханщильдэк.

Ханщильдэк, давая парню понять, что ей больше не о чем с ним говорить, повернулась к Юн. Но Юн и Ёнок все еще смотрели на этот конверт.

— Эх, воля ваша. Так и передам тогда, — парень, лукаво улыбаясь, положил конверт во внутренний карман, надел шляпу и вышел.

Когда он вышел, женщины, не смея поднять глаз друг на друга, не отрывали взгляда от земли. Первая заговорила Юн:

— Приняла бы лучше. Тяжело же вам, и Ёнсук старалась. Несмотря на свой тяжелый характер, поступила великодушно… — с сожалением произнесла старушка Юн. Она не знала, что Ханщильдэк и Ёнок были в доме Ёнсук и просили у нее милостыню.

— Обогатит она меня, что ли? Что есть деньги, что их нет, этим наше положение не изменишь.