Ваша душа – это пейзаж (фр.), из стихотворения Поля Верлена «Лунный свет».
Мой дорогой папа (фр.).
Мой моральный компас (фр.).
В статье безымянный репортер лукаво пишет, будто Комитет был создан неким Е.Х. в гаражах Сент-Уана, манифест писали тринадцать беженцев – украинских и русских, которые потеряли веру в то, что им удастся избежать возвращения; листовка якобы была напечатана на шапирографе, который нашли на свалке и привели в действие, ну и т. д., не без красочных деталей, одним словом, миф. На самом деле все было несколько иначе. Манифест писали Глебов, я и Лазарев (Игумнов сильно поправлял), печатали у меня, распространяли листовку студенты Игумнова.
Переворот, смятение, беспорядок (фр.) .
«Гебдомерос» – роман Джорджо де Кирико, написан на французском языке и опубликован в Париже в 1929 году.
Позже я обнаружил альбом фотографий, который назывался «Коллекция Мальте Л. Бригге», там были фотографии мсье Моргенштерна, примеряющего самые неожиданные костюмы, видимо, он изображал этого вымышленного Мальте Бригге. Рильке – один из самых любимых поэтов М. («Не считая дядюшки Кристиана», – игриво добавлял он).
Внушительный (англ.) .
О нем говорят!.. многообещающий замес! (англ.)
В поэме «Монпарнас» (1929), написанной онегинской строфой, С. Шершнев перечисляет многих знаменитых Montparnos – завсегдатаев кафе, поэтов, художников, уличных музыкантов, писателей и просто колоритных личностей, обитавших на Монпарнасе в двадцатые годы, и среди них мелькает мсье М.:
Там чаще всех со мной кутил
голубоглазый тощий dandy
он с неграми играл в джаз-бэнде
и kif с арапами курил
Выглядишь превосходно – дела отлично! (англ.)
Доносы (фр.) .
Периодическое издание «Немецкий гид по Парижу», выходил под контролем Комендатуры исключительно для солдат вермахта.
Lebensraum – отсылка к программе национал-социалистов заселения германскими народами Восточной Европы, целиком: Lebensraum im Osten – Жизненное пространство на Востоке (нем.) . Liebestraum – буквально «любовная мечта» ( нем.) .
Notre avant-guerre – роман Робера Бразильяка.
Пишут на стенах невесть что (фр.) .
Каракули (буквально – следы мух, фр .).
Я прошу вас, мадам, я настаиваю (фр.) .
Великие люди редко придают особое значение своему внешнему виду (англ.) .
Jardin du Ranelagh – Сад Ранелага.
От французского déménager – переезжать или заниматься транспортными перевозками (фр.) .
Генерал де Голль осуждает «гегемонии», но утверждает, что СССР – «основной оплот» Европы (фр.) .
Горничная (фр.) .
Тогда да здравствует революция! (фр.)
Романс Михаила Кузмина «Дитя и роза».
Здесь под скрепкой еще одна запись, сделанная очень мелким почерком на оборотной стороне открытки (L’Homme Incroyable et Les Muses: вокруг мсье Моргенштерна кружат девушки в воздушных нарядах, эта открытка, кажется, была рекламным проспектом какого-то театрального представления): «шифр вызовет в случайном читателе удивление, о котором писал де Кирико; этот первый миг больше не повторится – расшифрованный текст станет его собственностью, но передаст мною написанное только поверхностно – перевод настолько же схож с оригиналом, насколько увиденный во сне человек является тем, кого привык знать наяву. Я хочу вызвать детское изумление. Для этого надо заклинать язык, чтобы слова перестали походить на послание, утратили связь с человеческим намерением, необходимо потерять к ним ключи и смотреть на строчки сквозь быструю мутную воду (бессонница, переживания, страх, страсть, ярость, голод, похмелье, если потребуется – украсть что-нибудь, выставить себя подлецом, а затем читать)».
Это очень странная запись, потому что никакого шифра ни в одной папке я не встречал. Что касается списков «терафимов», они действительно есть, я их видел и изучил. Это довольно обширные и подробные каталоги, хорошо переплетенные толстые кожаные гроссбухи, а также исписанные мелким почерком карточки в большом бюро; однако описанных вещей я не обнаружил, за исключением некоторых, вот они: каминные водяные часы, английский подсвечник колониального периода в форме танцующей богини Кали на четыре свечи, североафриканские амулеты и статуэтки (18 штук), брошь со сколотым камнем, ладанка, бронзовая лампа с засохшей веточкой раскрошившейся лаванды, медная спичечница в виде пирамидки, осколок стекла с нанесенным на него рисунком (фрагмент сумеречной улицы: обсаженная тополями аллея, желтые фонари, под одним из которых силуэт человека с сигаретным огоньком – это было похоже на дагерротип или фрагмент какой-то мозаики, я спросил А.М., что это такое, каким образом нанесли этакие изумительно нежные краски, будто влили фотографию в стекло, но он не смог дать вразумительного ответа, сказал, что похоже на кусочек разбившейся пластинки для «волшебного фонаря», и виновато улыбнулся), кресало с трутом и кремнем, восточный ритуальный реликварий, старинная чернильница, – всем этим и многим другим предметам А.М. посвятил не одну страницу описаний своих экспериментов, каждый из которых сопровождался глубокими волнующими переживаниями, причудливыми видениями, внутренними странствиями, он созерцал артикли своей коллекции на протяжении многих лет, вычерпывая из них тайну, пока те не «опустошались». Например, таинственный медальон без портрета (в каталоге под номером 31), найденный на берегу реки в Реймсе, где незадолго до этого обнаружили тело самоубийцы; А.М. писал, что медальон принадлежал мужчине, который покончил с собой. «К созерцанию № 31 возвращался до тех пор, пока не почувствовал, что вещица окончательно опустела, царапины на оправе, казавшиеся мне причудливым орнаментом, мельчайшими египетскими иероглифами, потеряли смысл, стали просто насечками, страсть человека и тень ему дорогого лика в этой овальной коробочке больше не чувствовались. Портрет из медальона выветрился, он истлел, и боль и память о призраке, которого самоубийца заключал в объятия, ушли. Много лет тот призрак вызывал в моем сердце эмоции, которые, как я полагал, обладатель медальона испытывал, в воображении моем возникали картины, которые, как мне грезилось, посещали его, и вот, оправа стала похожей на пустую глазницу и ценности для меня не представляла (я рано начал просыпаться по ночам, я лежал и не мог уснуть, иногда смотрел в окно на большую лужу, и когда в ней отражалась Луна, форма лужи преисполнялась выразительности до такой степени, что она мне казалась одухотворенной и приобретала особую власть над моим воображением, но поутру, когда я шел в лицей мимо нее, я не находил в ней никакой таинственности, это была просто вода). Я избавился от медальона тем же вечером». – Судя по этой записи, от остальных «волшебных вещей», утративших для него ценность, А.М. тоже избавился.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу