Стюарт О’Нэн - К западу от заката

— Непременно соглашайся! — обрадовалась Зельда.

— Так только туристы делают.

— Мы и есть туристы.

— Не хочу быть как все.

— Тогда, может, поедем осмотреть форт?

Вечером, как бы в пику ей, Скотт задержался в ресторане и перешел с пива на местный ликер на тростниковом сахаре, притом дав официанту на чай неприлично много. На сцене посреди zocalo гитарист наигрывал незамысловатые мелодии. Скотт смотрел на молодые пары, прогуливающиеся под светящимися гирляндами, и вспоминал их первый котильон с Джиневрой, ее мягкие белые перчатки и орхидею в коробочке, на которую откладывал целый месяц, экономя на сигаретах. А потом они стояли на балконе клуба, глядя на темное поле для гольфа, огни доков и поблескивавшие яхты на якоре. В то лето перед ним открывался весь мир, и сладостная неловкость охватывала Скотта, пока он вел «Пирс-Эрроу» отца Джиневры к их дому на берегу озера. Она поцеловала его в саду, потом по дороге к парому и в лодочном сарае, пока дождь барабанил по крыше. Для Скотта не было ничего недоступного, судьба преподносила ему все на тарелочке. А к зиме переменилась, и счастье развеялось как сон.

Он и сам посмеивался над собственной сентиментальностью. Рюмка опустела.

— Uno mas? — спросил официант.

— Uno mas, — ответил Скотт, поднимая палец.

Когда колокол на нерушимой церкви пробил час ночи, а zocalo опустела, на край рюмки опустился крупный серый мотылек. Скотту казалось, что сидел он довольно долго, иногда расправляя крылышки, будто разминаясь, перед тем как снова вспорхнуть над столиками. Скотт подумал, что это знак, исполненный смысла, но официант куда-то запропастился, и некого было призвать в свидетели. Тогда он решил, что пора бы заканчивать, а то не дойдет до дома. И, к своему удивлению, надевая пиджак, никак не мог найти рукав.

Подошел официант с бутылкой.

— Не надо mas, — отмахнулся Скотт, покачиваясь в такт пальмам, и дал ему еще два песо. — Muchas gracias, amigo. Buenos noches [161] Спасибо, дружище. Спокойной ночи ( исп .). .

Не вызвать ли сеньору такси?

— Не надо, gracias. Сам дойду.

И правда, за плечами были годы опыта. Надо только наклониться вперед и переставлять ноги, иногда опираясь на встречные столбы и стены, чтобы идти ровнее. Из ночного клуба назойливо и глухо доносилась музыка, хотя слышались только барабаны и маракасы. Шатаясь, помахивая рукой и покачивая бедрами, Скотт заглянул в открытую дверь. Он изнемогал от жары, во рту пересохло, а на барной стойке стояло пиво… И все же надо идти спать. Зельда встанет рано, чтобы перерисовать весь этот чертов остров.

Видимо, где-то он не там свернул, потому что стриптиз-клуб никак не попадался на глаза. Улица упиралась в церковный дворик, так что Скотт успел и перекреститься, и справить нужду под ближайшим деревом. Приведя себя в порядок, он развернулся и пошел по направлению к zocalo, путаясь в лабиринте незнакомых улиц. И в конце концов очутился в начале того же переулка, по которому шел вчера мимо ярко освещенного гаража.

Туристы сюда не заглядывали. Воздух в гараже был затхлый, провонявший потом, старым моторным маслом и дешевыми сигарами. Свет от висящей на проводе голой лампочки рассеивался в дыму, плотном, как опиумный. Крестьяне напирали на ограждение, сколоченное из грубых досок, высотой по колено, размахивали песо и выкрикивали ставки. Cinco, el negro! El rojo, dos! [162] Пятерку на черного! Два на красного! ( исп. )

Демонстрируя чемпионский боевой дух питомцев, хозяева ходили по рингу, держась друг напротив друга. Их танец был в чем-то сродни страстному танго. Скотт уже видел такие бои с Эрнестом в одном цыганском таборе под Ниццей. Пока тот вдохновенно рассуждал о жестоком величии этого спорта, начав рассказ со времен Карла Великого, пара полуголодных молодых петухов разорвала друг друга в клочья.

Птицы били крыльями с пронзительным кудахтаньем. Вся процедура была устроена так, чтобы до предела распалить и зрителей, делавших ставки, и бойцов. Скотт оказался в этой компании единственным белым, да еще и одет был в льняной костюм, а потому привлекал внимание. Чтобы не вызывать подозрений, он расправил бумажку в один песо и поставил на некрупного El Negro — всегда занимал сторону слабого. Остальные будто решили, что пришелец владеет какими-то тайными знаниями, и на черного посыпались ставки. Толпа одинакова что здесь, что на бирже.

Если бы птицам просто давали забить друг друга до смерти — древнее стремление к соперничеству в их природе, — одно это уже было бы немалой жестокостью. Однако хозяева шли дальше и привязывали к лапам лезвия, наподобие шпор. И тогда, и сейчас Скотт считал петушиные бои варварством. Эрнесту нравилось думать, что беспощадным его сделала война, но Скотту доводилось боксировать с ним, и он подозревал, что тому просто нравилось чувство превосходства, приходящее при виде страданий соперника. Эрнесту никогда не нравилась Зельда. Когда у нее случилось первое помутнение, он прямо сказал Скотту, что лучше бы ему с ней расстаться. Может, как раз поэтому отношения между ними разладились, хотя Скотту хотелось видеть в Эрнесте друга. С тех пор тот не упускал случая уязвить его.