Стюарт О’Нэн - К западу от заката

Между домами, переходя от одного почтового ящика к другому, тяжелой поступью шагал почтальон. Затем Скотт увидел старого японца — босиком и в майке тот вышел на крыльцо, сложил руки рупором и несколько раз крикнул:

— И-и-и-и-т-у, и-и-и-и-и-и-т-у.

Как только японец зашел в дом, из зарослей у рекламного щита вылез дымчатый кот, неспешно направился к крыльцу, а дойдя до дома, замер и оглянулся, проверяя, не преследует ли его кто.

Неожиданно в дверь постучали. Скотт вздрогнул, словно его поймали с поличным, и, прежде чем сказать «войдите!», сел за стол и взял карандаш.

На пороге возникли Дотти Паркер, а позади нее Алан. Скотт поднялся им навстречу.

— Скотт, дорогой, извини за вторжение. Эдди сообщил, что ты уже здесь. Добро пожаловать в «Железное легкое»! [15] Одно из неофициальных названий построенного в 1937–1938 гг. здания Тальберга, полученное им за характерную форму, а также шумную вентиляцию.

— Спасибо. — Скотт обнял Дотти и подставил ей щеку для поцелуя.

Давняя приятельница выглядела уставшей: под глазами наметились круги, а сама она слегка пополнела. Теперь Дотти совсем не напоминала ту загадочную нимфу, которую Скотт знал в молодые и безудержные годы в Нью-Йорке. Пару раз хорошенько перебрав, они оказывались в одной постели, но, к счастью, Скотт почти ничего об этом не помнил. Сейчас они были просто друзьями. Скотт преклонялся перед остроумием и смелостью Дотти, и к тому же оба они предпочитали не ворошить прошлое.

— Рад снова тебя видеть! — Алан хотел, чтобы его рукопожатие было по-мужски крепким, но вышло неубедительно. Он по-прежнему оставался довольно стройным и отлично подходил на главные роли. Дотти и Алан были весьма своеобразной бостонской парой: оба предпочитали мужчин помоложе, ругались как кошка с собакой и все же были неразлучны.

— Эдди сказал, ты тут с восьми, — улыбнулась Дотти. — Не стыдно тебе?

— На твоем фоне мы выглядим бездельниками! — закончил за нее Алан.

— Один ты трудишься в поте лица, — кивнула Дотти.

— До десяти утра хорошо работают только молочники, — заметил Алан.

— Уж он-то знает, — усмехнулась Дотти. — Где ты остановился?

— В «Мирамаре».

— О нет! — воскликнул Алан.

— О да, — в тон ему ответил Скотт.

— Нужно оттуда перебираться, — посоветовала Дотти. — Там же в округе ничего нет.

— Зато есть пляж, — сказал Скотт.

— Пляж для тех, кто не умеет читать, — заметил Алан.

— Пляж для тех, кому не по карману бассейн, — добавила Дотти. — У нас вот есть, и там дешевле, чем в «Мирамаре».

— А мне там нравится.

— Да кто поедет в Голливуд, чтобы жить в Санта-Монике?! Определенно, нельзя тебя там бросать. Впрочем, поговорим об этом за обедом. Мы только поздороваться зашли. Знаешь уже? Завтра приезжает Эрнест.

«Только не это!» — подумал Скотт, но вслух сказал:

— Нет, не слышал.

— Фредди Марч [16] Прославленный голливудский актер 30–40-х гг., частый партнер Спенсера Трейси по съемочной площадке (1897–1975). устраивает небольшой благотворительный вечер — собираем деньги для Испании. Эрнест будет показывать свой фильм [17] «Испанская земля» — документальный фильм 1937 г., снятый по сценарию Хемингуэя, режиссер Йорис Ивенс. . Прийти тем не менее стоит.

— Чтобы почва дала урожай, ее придется хорошенько удобрить, — произнес Алан многозначительно.

— Может, оно и не слишком приятно, но чтобы заставить гостей раскошелиться, нужна настоящая знаменитость.

— Похоже, там дело не только в деньгах, — сказал Скотт.

— Лучше бы в Голливуде собирали самолеты, — вздохнула Дотти. — Увы, здесь лишь снимают кино. Что ж, мы пойдем. Пора и нам внести свою лепту.

— Да, пора обратно на галеры, — согласился с ней Алан и уже на пороге добавил: — Хорошо, что ты вернулся.

Как только за ними закрылась дверь, Скотт снова прильнул к окну. Кот убежал. Перед магазином стоял «Корд Родстер», на пассажирском сиденье которого скучала крашеная блондинка. С плаката все так же манил рай Эдендейла. За спиной вздохнула вентиляция.

Хорошо, что Дотти взяла его под свое крыло, подумал Скотт; однако мысль, что из всех людей на земле сюда приехал именно Эрнест, его почему-то тревожила. Он бы должен был сердиться на Хемингуэя за то, как тот высмеял его и ему подобных мотов в одной из книг. История получилась пронзительная, хотя и предсказуемая. Правда, других сейчас и не писали. Рубленый, уверенный слог ранних работ Эрнеста когда-то очень нравился Скотту, но теперь тон его книг стал крикливым и почти вульгарным. А его последний роман так и вообще мог принадлежать перу Стейнбека или любого другого бездаря из какого-нибудь левого журнала. Когда «Ночь нежна» хорошо разошлась, именно Хемингуэй нашептал Максу, что он, Скотт, зарыл свой талант в землю. Высказывание это отчасти было правдивое, но совершенно нечестное, и главным образом из-за него он совершенно не горел желанием видеться с Эрнестом.