Наталья Галкина - Ошибки рыб

Во сне Гауди снилась былая жизнь, в которую не было возврата; он мог, конечно, найти шоссе, остановить чей-нибудь мобиль, добраться до ближайшего города, как бы далек он ни был, но он знал: возвращение будет стоить ему, носителю лишней информации (а ему удалось ее вспомнить), жизни, он был обречен.

Но сны снились.

Он бродил по блистательным ночным площадям, залитым светом, великолепные яхты и катера уносили его по морям и великим рекам к скалистым берегам, на которых красовались отели. Он танцевал со своей розоволосой подругой в дансинг-холлах, они припарковывались подле фешенебельных ресторанов, где ждали их экзотические блюда всех кулинарных школ мира. В большинстве снов он покидал ресторан, качаясь, снова отравленный, садился за руль, головной болью отдавалось в висках: отъехать, отъехать, отъехать.

Он играл в игры (в лачуге даже карт не было): маджонг, теннис, бильярд, флигбол, компьютерные погони. Он перебирал мелочи, привычные руке с детства: зубная щетка, электробритва, пилка для ногтей, массажер, авторучка.

— Цивилизация, представителем которой ты являешься, — говорил Аксель, — это цивилизация зубной щетки.

— Я плоть от плоти этой цивилизации, — отвечал Гауди. — Неужели ты против зубной щетки?

— Конечно, не против, но она не самое главное для несчастного человечества, продавшего бессмертную душу мелкому бесу комфорта. То, что удобно, выгодно, надежно, оказывается внезапно самым временным, убогим, шатким.

Вечерами Сильвия играла на деревянной фисгармонии, расстроенной и обшарпанной, стоявшей в углу лачуги, и казалось, что ветви и листва качаются в такт тихому голосу старых мелодий. Больше всего Гауди задевала музыка Баха.

— «Bach» по-немецки — ручей, — сказал Аксель.

В акварелях Сильвии ничто не напоминало блистательные цифровые фото и сияющие постеры; все в них было незавершенным, неопределенным, выходило из тьмы на свет и само ткалось из света.

Были дни дождей, когда вода в бочке переливалась через край, а волосы постоянно оставались сырыми, были дни снега, выпадавшего ненадолго, без предупреждения, быстро, дни тумана, который не разгоняла услужливая служба погоды. Гауди замерзал, Сильвия доставала немыслимое лоскутное одеяние из кусочков меха, стеганое, напоминавшее хламиду актера, и он напяливал это, ходил по берегу моря, слушая шорох подкатывающейся к ногам, к кромке льда волны.

Когда над ним завис вертолет, Гауди сразу понял, чей он, что это за пташка. Он знал такие, белый с оранжевым, пропеллера не разглядеть, игрушка, а не машина. Вряд ли они охотились за ним, у них были дела поважнее, по чистой случайности взбрело ему выйти на кромку песка под этой симпатичной стрекозкой, а стрекозке — пролететь над его головою. Но сейчас там, наверху, «Пульсар-2» надрывался, сигнализируя, что за чип вживлен в это существо на берегу, и, стало быть, что существо — теоретически не существующий Цезарь Гауди.

Сначала он метнулся к лачуге, но тут же представил себе, что будет, если он добежит, Аксель будет отстреливаться из допотопного ружьишка, они здесь камня на камне не оставят, только пепел. На ходу он сбрасывал одежду. Когда он вбегал в воду, теплую и ласковую, как по заказу, только одна мысль у него и была: отплыть, отплыть, отплыть! И он поплыл.

Плыл он красиво, по всем правилам, как на соревнованиях, где он всегда занимал первое место, но со стороны казалось, что он не торопится.

Он проходил полосу за полосой: золотистая вода с мальками, зеленоватая с медузами и морскими коньками, а вот и синяя, полоса дельфинов, но что-то их не видно.

Да, от времени своего не уйдешь, думал он, вон оно надо мной летит, да и во мне оно, я сам датчик, недаром «Пульсар» вопит. Но теперь он знал, что есть и другая жизнь, а в книгах и картинах разных миров полно, да и мир природы, а мы о нем почти забыли, ох и стрекочет чертов вертолет, что-то я стал уставать, рановато, еще вопрос, какая жизнь настоящая, города наши распрекрасные тоже лачуги на берегах морей и океанов множественных миров иных, а вот теперь холодная полоса пошла, да в них охотники проснулись, престо, Гауди, престо, отплыть, отплыть, отплыть.

Над ним набирало высоту небо.

Прежде тут располагалось некое научное заведение с собственной территорией, со своим забором, точнее, каменной оградою, сторожкой с турникетом и вахтером, проверяющим пропуска. Внутри, за оградой, размещалось мелкое княжество, его крохотный городок, отдельные здания, невозделанные клумбы, запущенный сад, заполняющий осенью золотыми отсветами угодья закрытого мирка для сотрудников и сослуживцев.