— Ой, и не знаю даже… — говорит она, оживившись.
— Давай свои вещи.
— Надо бы попрощаться, нельзя так…
— Прошу тебя, не надо! Сама знаешь, что тогда будет! — умоляюще смотрит на нее внук. — Тогда уж мы застрянем тут надолго.
— Беспокоиться будут о нас, — попыталась она возразить.
— Оставим записку на столе, — мгновенно решает внук и эту проблему. — Теперь идем, только не сюда, лучше через гараж. — И он тащит бабушку за руку к боковому выходу.
Тихо выбравшись из дома, они незаметно проскользнули мимо опасной зоны и скрылись за кустами акации. Дальше пошли смелее.
Вниз по реке плыл, сверкая огнями, теплоход, темная речная поверхность переливалась множеством бликов. Оркестр на палубе играл танго. Как в добрые старые времена.
Рядовые граждане вовсе не слепы, они внимательно следят за тем, что творится у них на заводе, на улице, в городе, который с каждым днем все стремительнее разрастается вокруг и вверх, и вширь. И горькая истина, вырвавшаяся недавно из уст старого Ивичича и, к сожалению, подкрепленная немалым житейским опытом, вызывает беспокойство не у отдельных лиц или у кучки вечных охотников до сплетен, а будоражит сознание сотен тысяч людей, одним отравляя душу, а других толкая на опасную стезю… Крупных расхитителей, черт бы их побрал, поймать гораздо сложнее! А самых крупных, выходит, совсем невозможно?
Старый Ивичич никак не хочет простить Франтишеку их прошлый разговор, когда, разбирая сообща один деликатный вопрос, касающийся начальства, Ферко сравнил, по мнению Ивичича, несравнимое — его неудачную попытку присвоить какую-то мелочь поставил на одну доску с махинациями того, кто расселся вон там за большими окнами.
— За кусок медной трубки они набросились на меня как на злодея, — жаловался Ивичич в понедельник; первый августовский понедельник запомнился Франтишеку, в этот день он впервые после долгого перерыва прибыл на работу не пешком, а на своем наконец-то отремонтированном мопеде. — Из-за такой ерундовины составить на меня акт! — бесился Ивичич. — Делов-то — кусок трубки, а шуму!..
— Трубка была не одна, а несколько. Знаете, сколько стоит килограмм меди? — растолковывал ему Франтишек. — А те трубки, что нашли в кустах под забором? Кто их туда припрятал?
— Те на меня просто навесили! — возмущался Ивичич. — Дело шили, и, между прочим, напрасно…
— Так уж и напрасно? — усмехнулся Франтишек.
— А тот, кто машинами отсюда вывозил, ходит себе спокойно, брюхо нагуливает! К черту такую работу!
— Погодите, может, он и похудеет еще!
— Да, жди-дожидайся…
— Во всяком случае, на мебели из красного дерева он уже не рассиживает, успокойтесь, — напомнил Франтишек о событии, весть о котором разлетелась по цехам на прошлой неделе.
— Да теперь он того… Отпуск взял по состоянию здоровья, сердечко у него, видите ли, стало пошаливать, — ухмыльнулся старый Ивичич. — Так всегда делают… Приемчик известный…
— Посмотрим, что будет дальше, — хмыкнул Франтишек.
— Пока он мог хапать, про сердечко не вспомнил, тогда оно его, заразу, не беспокоило! Сначала выстроил домишко себе, потом дочке с зятем, неизвестно еще, скольким дружкам-собутыльникам помог, и сердце тогда работало как часы. А тут сразу заболело!
— Погодите, стоит ниточке потянуться, весь клубок размотается. И то, что сейчас происходит, не продлится вечно.
— Ты рассуждаешь — как поп на проповеди. А на хрена мне справедливость на том свете!
— Я и не думаю о том свете.
— А что, по-твоему, может случиться? Поболеет и вернется к своим делам, — махнул рукой старик.
— Сомневаюсь.
— К нам не вернется, другое место найдет. Еще одну кормушку… Справедливость, она ведь, как всегда, слепа! — Ивичич, задрав матросскую тельняшку, почесал грудь и добавил: — А меня из-за куска трубки теперь будут таскать туда-сюда, выговор с занесением, выплачивать заставят даже за то, что другие уперли, вот и отдувайся как хочешь…
— Получается, значит, так: вы злитесь только потому, что вас прищучили, а его нет! И начхать вам на принципы! Почему вы дальше своего носа не хотите видеть? Вы же пожилой человек, неужели не понимаете, как обстоят дела?
Ивичич сначала развел руками, как бы собираясь протестовать, потом потоптался вокруг Франтишека, стал, набрал воздуху, прошел еще круг, опять остановился и выдохнул:
— Все я понимаю…
— Если бы каждый из нас мог захапать, сколько душа попросит, вот тогда, по-вашему, все было бы в порядке, так?
Читать дальше