Так вот и получилось, что Франтишек по доброй воле давно уже утратил право влиять на ход событий, связанных с родительским домиком. Такой расклад его вполне устраивал, он был доволен, что не надо лезть в эти дела, что ему можно смотреть на события, происходящие на Сиреневой улице и в округе, с позиции стороннего наблюдателя, свободного от всех проблем, вытекающих из частнособственнических отношений, что он не подвержен всякого рода соблазнам, которые в таких случаях обычно одолевают людей.
Однако, как выяснилось, он недооценил всю важность приближающегося момента. И хотя от одних пут — отношения к собственности — он себя уже давно освободил, зато оказался втянутым в лабиринт других, не менее запутанных отношений, втянутым настолько глубоко, что позиция стороннего, холодного наблюдателя, в душе устраивающая его, теперь уже представлялась иллюзорной и вообще невозможной.
После того как мать приходила к нему на работу посоветоваться о деле, на которое ее подбивали дочь с зятем, он поневоле вмешался в него, хотя оно его непосредственно не касалось. Отказавшись от предложения сестры и ограждая мать от задуманной спекуляции, он заботился прежде всего о ее добром имени — она не должна участвовать в этой сделке, иначе, он это предчувствовал, имя ее может оказаться запятнанным. Его особенно взбесил тот факт, что основная и самая неблагодарная роль выпадет матери, тогда как эти двое будут сидеть в своем доме и посмеиваться, как ловко они все провернули.
И когда через несколько часов, уже придя домой, он снова обдумывал услышанное сегодня от матери, ему показалось, что его советы, может быть, и ни к чему, ведь сестра такая же полноправная владелица дома и при желании поступит по-своему, не спрашивая материнского согласия… Хотя вряд ли. Неужели Зузка способна не посчитаться с волей матери? Может ли она продать свою часть дома без ее ведома? Может или не может… Это надо выяснить, сказал он себе, у специалиста. Точно узнать, нужны ли ей мои советы, или они гроша ломаного не стоят.
Через неделю представилась оказия расспросить об этом спорном деле у юриста-профессионала.
Вечером — уже начинало темнеть — Франтишек сидел на скамейке у дома и курил. Из соседнего подъезда вышел мужчина и тоже закурил. Постоял, втягивая в себя сигаретный дым, а потом, шаркая шлепанцами по тротуару, направился к нему.
— Доброго здоровья, — сказал он и, подойдя к скамье, сразу же плюхнулся рядом, да так, что скамейка затрещала.
Вот тебя-то мне и нужно, подумал Франтишек и, чуть отодвинувшись, ответил:
— Добрый вечер!
Доктор [68] Низшая ученая степень, присуждаемая после окончания университета и специальных экзаменов.
права Костович работал юристом на одном из предприятий в соседнем окружном центре. Будучи пенсионного возраста, Костович все еще активно занимался своим делом — работал, как он говаривал, «на полную катушку, меня просто так не выпихнешь».
Франтишек давно удивлялся, почему доктор изо дня в день добирается на электричке на службу за четыре десятка километров, почему не найдет себе работу где-нибудь поближе. Этих юристов сам черт не разберет. У них на предприятии тоже есть юрист — некий доктор Хатар, так тот в свою очередь ездит из того самого окружного городка, где работает доктор Костович! Любопытней всего, что эти два юриста хорошо знакомы друг с другом; так почему бы им не поменяться местами службы? Экономили бы ежедневно по три часа свободного времени, которое сейчас вынуждены убивать в поездах…
Как-то раз он заговорил об этом с доктором Костовичем, но мало что для себя уяснил.
— Видите ли, друг мой, — ответил ему тогда доктор, — я почти тридцать лет так работаю. И мне представляется это нормальным…
— Но вы столько времени зря теряете… — недоумевал Франтишек.
— Почему зря? В поезде я размышляю над многими вопросами… Даже иногда работаю.
— Значит, вы вместо восьми с половиной часов в день трудитесь двенадцать. Оплачивается вам это?
— Вот-вот, — засмеялся доктор Костович, — это и есть один из тех вопросов, который мне еще не до конца ясен.
— Словом, вы привыкли, — констатировал Франтишек, — и теперь вам это кажется нормальным. Но когда вы только начинали работать, вам это действовало на нервы или нет?
— Тридцать лет назад?
— Да.
— Тогда у меня не было большого выбора.
— Почему?
— В те годы моя профессия казалась обществу лишней. Люди жили ожиданием райского будущего, которое, казалось, вот-вот наступит. Пришлось мне переквалифицироваться в бетонщики. До пятьдесят восьмого ходил я в бетонщиках, и, представьте, мне было неплохо… Потом выяснилось, что до райской жизни еще довольно далеко, и тогда меня перевели со строительной площадки в контору, где я и сижу по сей день. — Костович улыбнулся и спросил: — Забавно, да?
Читать дальше