Марк разобиделся на Аду в тот вечер – и не только за то, что она сбежала на пляж с компанией нарушителей во главе с Яном, но и потому, что дон Гильяно удостоил ее великой чести – личного разбирательства, усадил рядом с собой за стол и задавал ей вопросы.
Ту ночь Ада провела в своей спальне на Женской половине, Марк так и не пригласил ее, даже ни разу не взглянул в ее сторону за всю Церемонию. И кого он наказал? В спальне Ада даже и не вспомнила о нем. Лицо Яна стояло перед глазами. Ей было стыдно. Кто она была для Ашера? Случайная любовница. Ашер ей ничего не обещал и так и не узнал, что она полюбила его.
* * *
В канун Ночи Фортуны украшали Дом. Мамочки Гильяно, гордясь своим вкусом, бегали с гирляндами в руках, висели на стремянках, украшали стены и колонны, лестничные перила и потолочные балки; вокруг женщин вертелись дети: подавали шары, звезды, шутов в разноцветных камзолах, саламандр с крохотными коронами на головах, серебряных и золотых змей. Некоторые игрушки, на беглый взгляд Ады – а он ее никогда еще не подводил, – были отделаны драгоценными камнями. Она могла спорить на миллион, которого у нее не было, что сверкающие белые шары украшены бриллиантами, а красные звезды – рубинами, зеленые треугольники – изумрудами, а самые красивые синие кресты – сапфирами. И это были кашмирские сапфиры, их ни с чем не спутаешь, на них будто лежит иней, и синий огонь светит сквозь призрачную дымку.
Бальный зал к Ночи Фортуны всегда убирали розами. Но их срежут только перед закатом, когда аромат цветов наберет силу. Сейчас в зале настраивали инструменты – репетировал оркестр. Среди Гильяно было немало талантливых музыкантов. Всех детей учили играть на музыкальных инструментах. А у некоторых взрослых были поставленные оперные голоса.
Ада не занималась подготовкой к празднику: во-первых, она не принадлежала Дому, а во-вторых, кое-кого искала. Яна она видела за завтраком на террасе. Он прошел мимо, не поздоровался. Бледный, невыспавшийся. Его глаза едва мерцали и походили на темно-синие льдины. Он будто смотрел внутрь себя и ничего не замечал вокруг. Дон Гильяно хмурился, даже Антонио не удавалось его развеселить. Ада хотела подойти к Яну сразу после завтрака. Но ее отвлекли, заговорили, и она упустила момент.
– Где мне найти Яна? – спросила она у Анжелин.
Та пожала плечами:
– Он или в Саду, или с детьми.
В Саду розы, как часовые, цвели, отмечая еще одну Ночь Фортуны Дома Гильяно. Ветерок шепотом гулял по рядам. Розы примиряли людей с жизнью. Самые красивые и наверняка самые счастливые. Если они и чувствуют что-то, то только свою красоту и свой аромат. Если они и видят что-то, то лишь обращенные на них восхищенные взгляды. Если они и знают что-то, то только то, что они прекрасны. Для роз всегда неожиданность, когда их срывают или ломают. «Как? Кто посмел? Ведь я – совершенство», – недоумевает роза. Но цветам в Саду Гильяно повезло больше других. Их не срезают на букеты, не топчут ради баловства. Их жизнь полна. Если их касаются, то нежно. Если вдыхают их аромат, то осторожно. За ними ухаживают, перед ними склоняются. Их любят. «Да, их любят», – подумала Ада. Но многие из них, самые красивые, не доживут сегодня до заката.
Яна не было в Саду. И Ада отправилась туда, куда еще ни разу не ходила, – в классы. Если пройти Мужскую гостиную насквозь, не заходить в столовую, а повернуть и следовать по длинному коридору в крыло первого этажа, как раз туда попадешь. Ада заглянула в первую же открытую дверь.
Высокие парты со скошенными столешницами, за которыми ученики не сидят, а стоят перед учителем. Дети Дома Гильяно всегда стояли перед Учителями, потому что их учили лучшие наставники из рода Гильяно. По домашней традиции обучение велось именно так, считалось, что стоя дети лучше запоминают и при этом учатся почтительности и смирению, ведь в жизни им придется (и не раз!) смиренно стоять перед доном Гильяно.
Ада оглянулась: не подсматривает ли кто? Шмыгнула в класс, прикрыла дверь. В глаза бросилась фреска на дальней стене: два дерева, на одно из них указывает ангел, который прижимает к сердцу три розы: черную, белую и алую. Ей хотелось погрузиться в атмосферу, разобраться в своих чувствах. Казалось, она откуда-то знает это место.
У черной ученической доски Ада взяла шелковый на ощупь кусок мела. Что там Антонио рисовал? Квадрат, четыре линии из одной точки. И круг вокруг. Ада отступила, полюбовалась на свое творчество. Надо быть осторожнее с шутками. В самом деле, глупо думать, что это может что-то значить. А она стояла возле него, как дурочка. Как он говорил? Четыре буквы «А»? У каждой вершины квадрата она, постукивая мелом, начертила по букве «А». И подумала совсем некстати: «А ведь в букве этой заключен треугольник. И что? И что?» – возмущалась она шепотом. Хочешь сбрендить от выдуманной геометрии Аменти? Он ведь нарочно нагородил ереси, чтобы ты раскисла, посчитала его первым мудрецом на подворье. У него язык без костей, он мелет все, что в голову придет. Алхимия – он говорил? И что могут значить буквы «А» в алхимии? Ну, кроме обозначения самого этого слова, конечно… Немного подумав, она записала в столбик: aurum – золото, argentum – серебро. Их стремились добыть алхимики в своих опытах. Что там у них еще было? Ртуть? Argentum vivum. Сера? Sulphur. Правда, есть Sulphur aethereum – небесный огонь. Чушь. Несусветная чушь. Закрылась в классе и упражняется в латыни!
Читать дальше