Ирма Грушевицкая - Вызов (дилогия)

Конечно, трудности присутствовали. Я видел, как переживала Лив. Видел, как Макс не прекращает отстаивать роль главы семьи, возложенную на себя после смерти отца. Он не принимал меня не только из-за детской ревности, и я это понимал. Нельзя много ждать от пятилетнего мальчишки, но в том, что для матери и сестры он стал опорой, была заслуга родителей. У Лив с Майклом Вудом получился отличный сын.

Наша же дочь… Господи, я до сих пор не мог привыкнуть к этому словосочетанию "наша дочь". Наша девочка, наша малышка, наша красавица — Эбби. Я не мог насмотреться на неё, не мог надышаться. Если она будет самым избалованным ребёнком в мире, мне всё равно — я дам ей и Максу всё, что имею, и даже больше.

Всякий раз беря её на руки, я чувствую, что моё сердце готово выпрыгнуть из груди от счастья. Я держу в руках половинку себя. Половинку своей Лив. Она так на неё похожа, хотя все твердят обратное. Да, у нас с Эбби одинаковый цвет глаз, её бронзовые кудряшки сразу выдают в ней мою дочь, но я вижу в ней Лив. В том, как она смотрит; её движения, выражение лица, когда она над чем-то задумывается. В том, как она встряхивает головой, как закусывает губку, силясь не расплакаться, когда её что-то расстраивает.

Первый раз, когда она заплакала, я испугался. До сих пор её слёзы вызывают у меня чувство растерянности. Втайне от Лив я приходил ночью в детскую и смотрел, как спит моя девочка; прислушивался к её дыханию. Мне всё время хотелось смотреть на неё, хотелось держать на руках. Я понимаю, что это сумасшествие, но, похоже, моя зависимость от Лив каким-то образом распространилась и на Эбби: каждый раз, когда дочь обнимает меня, я умираю от нежности. Всякий раз, когда меня обнимает её мать, я возрождаюсь.

Раньше я, не задумываясь, согласился бы на предложение Ретта. Сколько их было — рискованных полётов, бесшабашных спусков по чёрным трассам заснеженных склонов, гонкам на предельной скорости по треку и за ним. Больше я не мог себе этого позволить. Да и не хотел. Мне нельзя было рисковать собой, потому что себе я уже не принадлежал. Утром я пообещал Лив прилететь на следующий день. Разговаривая со мной, её голос звучал преувеличенно бодро, но в конце она сорвалась и всхлипнула.

— Милый, я так по тебе соскучилась.

— И я, жизнь моя. Завтра в это же время мы будем вместе, обещаю.

— Я встречу тебя в аэропорту. И это не обсуждается, — сердито закончила она.

Я засмеялся:

— Люблю тебя. И это тоже не обсуждается.

Ещё до того, как попрощался, я знал, что ещё одной ночи врозь у нас не будет.

Я не мог сдержать улыбки, представляя её реакцию на моё появление. Наверняка, забыв обо всём, Лив бросится мне на шею и, не обращая ни на кого внимания, подарит долгий поцелуй. Позже она обязательно покраснеет и засмущается, но я больше её не отпущу. Я буду целовать её до тех пор, пока мы не начнём задыхаться. Она непременно засмеётся и назовёт меня сумасшедшим.

Я снова улыбнулся. Сидящий через проход мужчина поймал мой расслабленный взгляд и подмигнул.

— Понимаю. Каникулы на побережье. Нет ничего приятнее солнца, местной текилы и маленьких сеньорит из местных баров.

Одутловатое лицо с тёмными мешками под глазами выдавало любителя выпить. Одет мой сосед был во всё белое — от пиджака, до ботинок, что при грузной фигуре делало его похожим на огромный сугроб. Он промокнул шею белоснежным платком и наклонился ко мне:

— Для них такие, как мы, — лакомые кусочки. Здесь можно и повыбирать. Могу рассказать, где найти самых горячих девочек.

— Спасибо. Я женат.

Мужчина затрясся в беззвучном смехе.

— Так и я, парень. И я. Но разве это что-то меняет?

— Для меня — да, — отрезал я, дав понять собеседнику, что разговор закончен.

Неужели наступят времена, когда наши чувства притупятся, и я уже не буду так остро реагировать на Лив? Неужели и мы превратимся в одну из этих пар, развлекающихся поодиночке?

Нет. Я отчётливо помню, как даже в самых смелых мечтах не представлял её рядом. Когда мысль о том, чтобы увидеть её хоть на мгновение, хоть издали, преследовала меня месяцами. Любовь — это доверие. Но было кое-что, о чём я никогда бы не рассказал своей жене. И это был не вопрос доверия, речь шла о её душевном спокойствии: Лив до сих пор остро реагирует на всё, что касается времени, прошедшего после смерти Майкла. Она чувствует вину за то, что скрывала Эбби. Мои слова о том, что я виноват не меньше, не разыскивая их, служили слабым утешением.

Как я мог, не боясь расстроить любимую, признаться, что несколько раз с полдороги разворачивал машину. Что, выезжая на рулевую дорожку лётного поля, с силой отрывал руки от штурвала. Что едва не убил собственного брата, когда в рассказе о встрече с Майклом он не сказал о ней ни слова. Что часто ловил себя за тем, что выискиваю её номер в списке контактов. Хотя, кого я обманывал, — я знал его наизусть уже с той минуты, как нашёл случайно оставленный телефон Фиби и просмотрел список последних вызовов. Я мог часами сидеть, смотря на её имя, горящее на экране.