Ирма Шерман - Тяжелый запах жасмина

Ирма Маркович Шерманродился на Украине в городе Ромны, Сумской области, 27 марта 1927 года. Рос и учился там же.

Война прервала учёбу, пришлось работать на разных работах. В эвакуации в Башкирии в г. Уфа, 1944-1945гг., работал в ансамбле лилипутов Башкирской государственной филармонии в должности помощника режиссёра. С концертной бригадой от филармонии выступали в госпиталях города, где лежали раненные военные, а также ездили в другие города страны с концертами.

После окончания войны, в 1945 году вернулся в родной город, где работал актёром Роменского Государственного Украинского музыкально-драматического театра имени Ивана Тобилевича. В 1947 году театр расформировали. В дальнейшем судьба Ирмы Марковича была также связана с искусством.

В 1970 году окончил Харьковский Государственный институт культуры. С 1971г. по 1996г. жил и работал в г. Бердянске, Запорожской области. Работал в городском Дворце культуры художественным руководителем.

С ноября 1996 года живёт со своей семьёй в Соединённых Штатах Америки. Пенсионер.

В 2004 году был издан его первый сборник стихов «Избранное». Стихи И. Шерман пишет с юношеских лет, но большого значения этому никогда не придавал, поэтому многое из его сочинений, к сожалению, не сохранилось.

В декабре 2016 года И. Шерман завершил работу над повестью «Тяжёлый запах жасмина». В основу произведения легли реальные события, пережитые главным героем во время Великой Отечественной войны 1941-1945гг., и которые изменили всю его дальнейшую жизнь. Имена и фамилии в произведении изменены.

Память! О, Память! – Великое диво,

Всё для тебя не стареет и живо,

Всё, что упрятано, скрыто годами,

Неотделимо живёт рядом с нами.

И.Шерман

Это было давно, в середине прошлого, двадцатого столетия, когда бушевала Вторая Мировая война – самая страшная и самая кровавая из всех войн, которые знала история, которая унесла десятки миллионов человеческих жизней, которая уничтожила и разрушила всё то, что можно было разрушить, сжечь и уничтожить, особенно на территории бывшего Советского Союза, где проходили ожесточённые бои, где сотни тысяч ни в чём не повинных людей были расстреляны и зарыты в оврагах и противотанковых рвах фашистскими оккупантами и их пособниками.

Лето тысяча девятьсот сорокового года было жарким и в меру дождливым. Наш городок со своими одноэтажными домиками, которые прятались за высокими дощатыми заборами, утопал в цветущих садах. Кроме одноэтажных домиков были и двухэтажные здания, которыми гордились горожане, считая, что город имеет солидный вид. Это здания городского банка, горисполкома, почты, два школьных здания и некоторые другие. Все эти строения были построены задолго до революции и достались городу в наследство от царской России. А нам, мальчишкам, было хорошо, что всё это есть и мы радовались тому, что нас окружало. А окружало нас очень многое: первое – это река, которая летом была для нас вторым домом, второе – это овраги, которые были в большом количестве, как в городе, так и за городом. В этих оврагах можно было целыми днями играть в «сыщиков» и «разбойников», и только к вечеру возвращаться домой усталыми и возбуждёнными. Кроме реки и оврагов нас также манили к себе величественные, старинные, христианские храмы со своими куполами и колокольнями, которые возвышались над всеми строениями города, как бы напоминая всем живущим о седой старине. И мы, проникая вовнутрь давно не действующих церквей, ходили там, ощущая какой-то внутренний трепет от таинственности, которая как бы притаилась в них. На нас со стен смотрели обезображенные лики святых и только вверху ещё сохранились библейские росписи, которые не успели уничтожить, не дотянувшись к ним из-за большой высоты. Колокольня, которая стояла рядом, была с облупившимися стенами, без колоколов, с прогнившими ступенями и вся заросшая бурьяном. Для нас это казалось нормальным, потому что мы везде и всюду, а особенно в школе, впитывали в себя антирелигиозную пропаганду, которую нам вдалбливали учителя: ходить в церковь, крестить детей, венчаться – считалось позором, как у христиан, так и у евреев, которых в нашем городе был большой процент среди всего городского населения.

В классе, в котором я учился, было тридцать два человека, из которых двадцать один – девочки и мальчики еврейской национальности. Из восьми школ в городе, было всего две, где преподавание шло на русском языке с обязательным изучением украинского языка и литературы. Остальные школы были украинские. А евреи, в большинстве своем, старались отдать своих детей в русские школы. Вот почему в них и был большой процент еврейских детей. Но это не говорит о том, что в школах, где шло преподавание на украинском языке, не было еврейских детей. Там их тоже было много, а вот в еврейской школе, где шло преподавание на «идиш», было очень мало учащихся. Парадокс – но факт.