Ирма Шерман - Тяжелый запах жасмина

– Правда?!

– Правда, правда, доченька моя! Ведь я должна быть твоим советчиком и другом, ведь я твоя мама, а это много значит! Только ты меня предупреди, чтобы я могла что-нибудь приготовить, ведь твой друг придёт! – Она засмеялась и трижды поцеловала свою любимую дочь.

Жора пришёл вместе с Сёмкой, когда мама–Сима накрывала на стол. На диване сидели мужчина и женщина лет сорока – сорока пяти. Люси не было, она в это время примеряла, что надеть из своего скромного гардероба. Григория Яковлевича – отца семейства, ещё не было с работы, что ж, такова уж судьба военного начальства. Сёмка подвёл Жору к дивану, где сидели гости и представил:

– Это близкие друзья нашей семьи: Василий Иванович и Галина Владимировна, а это мой друг Жора.

Только успел Сёмка познакомить Жору с гостями, как тут же, в дверях своей комнаты, показалась Люся и, услышав последние слова Сёмки, уточнила, что Жора не только его друг, но и её тоже. Она подвела Жору к маме и сказала:

– Познакомься, это моя мама.

Жора протянул ей свою руку и, сжав её ладонь, сказал, что очень рад познакомиться с мамой своих друзей. Сказал и улыбнулся, и тут все увидели, что этот высокий и статный юноша, имеет такую обаятельную улыбку, а мама–Сима, освободив свою ладонь из Жориной руки и растирая её, сказала, что тоже рада знакомству.

В это время, пришли ещё одни друзья семьи и самые близкие соседи по дому, дядя Ишия и тётя Фрида. Но самое радостное в этом семейном вечере было то, что Григорий Яковлевич пришёл раньше, чем всегда, познакомился с Жорой и все стали рассаживаться за стол. Люся с Жорой сели рядышком, рядом с ними сел и Сёмка, напротив – Василий Иванович с женой, слева, в торце стола, Григорий Яковлевич и мама–Сима, а у другого торца – дядя Ишия и тётя Фрида.

Григорий Яковлевич был в военной форме, которую он не успел снять и переодеться, и Жора только сейчас обратил внимание на то, что у него в петлицах было по две шпалы.

Рюмки наполнили вином, в этот момент Василий Иванович поднялся и попросил у всех разрешения провозгласить тост в честь юбиляров.

– Разрешаем! Разрешаем! – дружно ответили все сидящие за столом.

– Дорогие Гриша и Сима! – начал он. – Поздравляю вас с юбилейной датой, а вернее, с двадцатилетием вашей супружеской жизни. От всей души желаю вам здоровья, удачи, счастливой и долгой жизни, чтобы дожить вам до внуков и правнуков, радуясь, глядя на них! За ваше здоровье, дорогие!

– Горько! – выкрикнул дядя Ишия, все поддержали его, Григорий Яковлевич и мама–Сима, с удовольствием целовались, а все поднялись со своих мест и, уже стоя осушили свои рюмки за здоровье юбиляров. Один только Жора пригубил и поставил свою рюмку, а Люся увидела и с обидой спросила:

– Что ж ты не выпил за здоровье моих родителей? – а Жора ответил, виновато глядя на неё:

– Я, Люсенька, не пью. Я дал себе зарок: никогда не пить ни вино, ни водку. Прости меня! Я никого не хотел обидеть! Поверь мне!

А мама–Сима, слыша этот разговор, смотрела на Жору с какой-то материнской нежностью, и вдруг поднялась и, подойдя к нему, поцеловала в щёку, как привыкла целовать своих детей. Жора поднял голову, и в его глазах искрилась радость и благодарность этой женщине – матери его самых близких и дорогих друзей. После того, как выпили ещё по одной, Василий Иванович подошёл к столику, на котором стоял патефон, накрутил пружину и поставил пластинку. Танго танцевали все, кроме Жоры. Он сидел и смотрел на танцующих с какой-то грустью и завистью. Он просто не умел танцевать, и ему было как-то неловко и обидно, что вот все танцуют, а он этого сделать не может, да он, до сегодняшнего вечера, об этом и не задумывался.

Люся танцевала с Сёмкой, а когда они поравнялись с сидящим Жорой, то остановились. Сёмка ушёл за стол, а она села возле Жоры и ласково сказала:

– Не грусти, Жора, я научу тебя танцевать. Конечно, если ты этого хочешь.

– Спасибо, Люсенька, я попробую, если что-то у меня получится.

– Получится! Получится! – сказала Люся и засмеялась счастливым и звонким смехом.

Расходились где-то в десятом часу, радостные и немного под хмельком. Василий Иванович с женой ушли немного раньше, чем остальные, потом стал собираться и Жора, а Люся оделась, чтобы проводить его, да и немного постоять с ним, без посторонних глаз. Мама–Сима убирала со стола, Григорий Яковлевич помогал ей, а Сёмка пошёл стелить себе постель.

– Ну, как тебе Жора? – спросила мама–Сима, глядя на своего мужа с загадочной улыбкой.