Мы долго лежали на его кровати, и я говорила обо всём, что только приходило в голову: про то, как съездила в Лонгвью, про дедушек, про наш новый дом, про его школу, про Дилана…
В комнате было темно, голова Макса лежала у меня на плече, и я даже не знала, слушает он меня или уже спит, но почему-то проверить это смелости не хватало. Я говорила и говорила, осторожно перебирая его шелковые волосы. Наконец, Макс засопел и, осторожно выскользнув из-под него, я накрыла сына пледом и включила ночник.
Макс нисколько не удивил меня своей реакцией, и почему я так боялась рассказать ему правду? Он был ошеломлён — это и понятно, но неужели я ждала от своего умненького мальчика криков и истерики? Нет, не ждала. Правда, внутренний голос подсказывал, что лучше бы они были. Его спокойствие убивало, и я пообещала себе, что следующие недели буду очень внимательно следить за сыном.
Следующий день Дилан провёл с нами.
Сначала мы вместе отвезли Макса в школу и были очень рады встретить на школьной парковке Джессику. Не желая давать повода для кривотолков, я осталась в машине, поэтому в сопровождении Джессики и мальчиков в класс Макса отвёл Дилан. Ещё утром я провела с сыном беседу, напомнив, что рядом будет Джордж, и сейчас с облегчением смотрела, как Макс весело взбегает на крыльцо в сопровождении новых друзей.
И почему я так боялась за него? Я так привыкла доверять Максу, что мой страх казался сейчас чем-то глупым и даже оскорбительным.
Несмотря на протесты, тем утром Дилан всё-таки повёз меня в клинику.
— Я хочу сам убедиться, что с тобой всё в порядке, — говорил он, пока мне повторно делали томографию и чуть ли не под лупой рассматривали швы на губе.
Я чувствовала вину перед Диланом, поэтому мужественно переносила его чрезмерную опеку.
После больницы мы вернулись домой. Дилан возился с Эбби, пока я составляла список покупок, необходимых для того, чтобы мы как можно скорее переехали в наш новый дом.
Макс немного с опаской ходил по дому, заглядывал во все комнаты. Эбби же не слезала с рук Дилана, беспрестанно крутя по сторонам головой и указывая пальчиком на то, что её заинтересовывало.
— Ты можешь выбрать любую комнату, — сказала я сыну.
Он осмотрел несколько спален, переделанные под детские. Две из них были почти закончены, а одна, самая большая и просторная, пустовала.
— Смотри, какая она огромная! — с энтузиазмом воскликнула я. — Здесь можно разместить все игрушки, да ещё и место останется. Хоть колесом ходи.
Комната имела выход на широкий балкон, окрашенный белой краской, с которого прямо по лестнице можно было попасть во внутренний двор.
— На балконе летом можно будет построить шалаш, или ещё чего-нибудь придумать. Ну, как, нравится?
— Да, мам, здорово, — как-то кисло произнёс Макс. — Но можно мне ту, с картинками.
Эту комнату мы осмотрели первой. Она была ближе всего к лестнице, и окна её выходили на торцевую стену забора, который представлял собой живую изгородь из плотно посаженных туй и можжевельника. В ней было светло из-за обилия встроенных лампочек и яркой аппликации на стенах. Небольшая кровать на высоких ножках, под которыми при желании можно устроить секретный штаб, шкаф для одежды, несколько полок и большой письменный стол — вот и всё её убранство. Но Макс захотел её. И мне кажется, я знаю почему: она больше всех походила на его маленькую спальню в Лонгвью.
Бассейн на цокольном этаже привёл детей в неописуемый восторг.
— А мне можно будет тут плавать? — спросил Макс Дилана.
— Конечно, можно, дружище. Плавай хоть весь день. Но только обязательно под чьим-нибудь присмотром.
— Да я хорошо плаваю, не волнуйся!
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, Макс. И всё-таки, маме и мне будет спокойнее, если за тобой кто-нибудь будет присматривать.
— Ну, присматривайте, если вам так хочется, — Макс явно был обижен его недоверием. — Я, между прочим, плаваю с двух лет. Меня папа учил. Он говорил, что рыбак, который не умеет плавать, всё равно что лётчик, который боится летать.
— А ты знаешь, почему я сам сел за штурвал самолёта?
— Почему? — Макс заинтересованно посмотрел на Дилана.
— Потому что очень сильно боялся летать.
— Да ну, шутишь!
— Да-да, именно поэтому, — улыбнулся Дилан. — Чтобы преодолеть свой страх.
— И ты всегда боялся? даже когда был маленький?
— Нет, Макс, когда был маленький, — не боялся. А когда вырос, почему-то начал. Иррациональный страх, знаешь, что такое? Страх, не имеющий под собой никаких оснований.
Читать дальше