Ын Хигён - Тайна и ложь

Ёну как сидел, так и остался сидеть, не двигаясь. По телевизору продолжались новости, и лишь холодильник время от времени подавал голос, да люминесцентная лампа в гостиной едва заметно мерцала. В это время за каждым окном леса многоэтажек, что возвышались вокруг их дома, витали накопившиеся за весь день, похожий на другие дни, усталость и обычные волнения, или устаревшая надежда на счастье и спокойствие. Пройдет немного времени, и все здания погрузятся в темноту. Ёну был одним из многих обычных жителей этих домов. Десять лет он прожил так, и это была чужая до мозга костей жизнь.

Шагавший рядом отец остановился и отпустил руку маленького сына. «Будь здесь, никуда не ходи», — сказав так, отец исчез и не вернулся. Оставшийся один ребенок никогда не сможет покинуть это место. Ёну задумался. Пусть отец ушел, но от этого в нем, сидящем неподвижно там, где его оставили, ничего не изменится. В его жизни не было ничего, что могло бы измениться. Только и осталось, что доживать свои дни. Он растерянно посмотрел на руки. Они до сих пор хранили печальный трепет тех минут, когда он в поисках оставшихся костей перебирал теплый отцовский пепел. Отец сам захотел, чтобы его кремировали. «Не хочу, чтобы вы приходили ко мне, вот и решил так». И без этих слов Ёну хорошо знал, что отец до последней минуты ждал старшего сына. Но к брату, так и не пришедшему в больницу, Ёну не испытывал даже ненависти. Ничего не понимающий, не в состоянии никого прощать, он уже привык относиться ко всему равнодушно.

Ёну поднялся с дивана и вышел на застекленную веранду. Выкурив последнюю сигарету, он собрался пойти лечь рядом с женой. Их квартира находилась на семнадцатом этаже тридцатидвухэтажного дома, возведенного в качестве образца высотного здания в начале застройки нового района. Внизу виднелось отделение пожарной службы. Сын Ёну, когда еще не ходил в школу, все дни проводил на веранде, ожидая выезда пожарных машин. Ёну купил ему игрушечную пожарную машинку, и с тех пор мальчик рос, мечтая стать пожарным. «Ты что, задумал и ребенка тоже сделать мелким служащим?» — сказала жена, спрятала игрушку и привела в дом учителя, дающего частные уроки. «Папа, а кем вы мечтали стать?» — спросил маленький сын. «Заместителем директора», — ответил Ёну, и сидевшая рядом жена с насмешкой уколола: «А почему не директором?». Маленький сын не мог знать, что поздней ночью отец, заняв его место на веранде, долго-долго стоит, глядя вниз на пожарные машины. Казалось, тень Ёну, стоящего в темноте, ждет момента, чтобы спрыгнуть сверху вниз на красные крыши машин, когда они с громкой сиреной, извещающей о беде, разбудив спящий мир, помчатся по ночным улицам. Однако Ёну было не до машин. На самом деле он ни на что не смотрел. Он думал, что надо бы свозить жену и ребенка на аттракционы, пока не кончилась весна. В те дни он провел слишком много времени в больничной палате отца.

В Канаде, куда он позвонил, женщина по имени Чон Мёнсон не проживала. Судя по всему, взявший трубку мужчина чувствовал себя неловко, разговаривая с иностранцем, и только повторял, что совершенно точно никого из Кореи не знает, хотя живет в этом доме уже три года. Но это назвать информацией было трудно. Конечно, и адрес ее изменился. Больше не о чем было спрашивать, поэтому разговор на этом закончился. Ёнчжун почувствовал горечь во рту, выкурив за короткое время две сигареты.

По документам женщина по имени Чон Мёнсон стала владелицей дома в декабре 1975 года. Отец был оформлен в качестве доверенного лица, но рядом с именем Мёнсон не был указан даже номер ее паспорта. Оставалось только думать, что в те времена в деревнях позволялось составлять такие нелепые деловые бумаги. Сомнение вызывало приложенное к ней обязательство отца. В нем было написано, что дом не может быть никому продан, и права на него отец передаст Мёнсон, когда ей исполнится полных двадцать лет. Рядом с именем отца стояла печать свидетеля по фамилии Чхве. Ёнчжун помнил, что когда они уезжали из К., положение семьи было настолько безнадежное, что им оставалось только все распродавать. Несмотря на это отец, не сказав никому, оставил непроданным часть своего хозяйства и сделал ее собственностью какой-то женщины. Трудно представить, что именно, если не личный долг или тайная любовная связь, могло заставить его пойти на такое. Но имя женщины — Чон Мёнсон. Мёнсон была единственным ребенком, кровью и плотью старшего брата, который чрезмерно любил себя, но прожил недолго. Возможно, отец, покидая родной дом, таким способом отдавал ему последний долг. Имя Мёнсон не такое уж редкое, но вряд ли среди родственников отца есть еще кто-то, кого так зовут. Ёнчжун очень хорошо помнил, что отец продал дом и все пристройки к нему, и случилось это через год после смерти Мёнсон. Умершему человеку наследство не оставляют. И главное, отец все это время сам исполнял роль доверенного лица, поэтому не стоило сомневаться в существовании этого человека, а если так, то должна быть другая женщина с таким же именем.