Карлос Сафон - Лабиринт призраков

– Подобное изречение невольно заставляет вспомнить о Фермине.

– Ничто не проходит бесследно, а я много лет слушаю его философские перлы.

– Что еще придумал Хулиан?

– Его последним откровением стало то, что он хочет быть писателем.

– Смышленый ребенок.

– Вы даже не представляете, до какой степени.

– А больше вы не планируете?

– Детей? Не знаю. Мне бы хотелось, чтобы Хулиан рос не один. Хорошо бы ему иметь сетричку…

– Вторая женщина в семье.

– Фермин полагает, что это несколько разбавило бы концентрацию тестостерона, плачевно действующего на мыслительные способности членов семьи. Впрочем, за себя он спокоен, поскольку его тестостерон не развести даже скипидаром, как он утверждает.

– А что говорит Даниэль?

Беа помолчала, потом пожала плечами:

– Даниэль с каждым днем говорит все меньше.

Миновало несколько недель, и Алисия почувствовала, что начинает выздоравливать. Доктор Солдевилья осматривал ее ежедневно утром и вечером. Солдевилья был скуп на слова и обычно тратил их, обращаясь к другим. Порой Алисия замечала на себе его взгляды украдкой. Он будто задавался вопросом, кто это странное создание, и, похоже, не горел желанием узнать ответ.

– У вас на теле много шрамов от прежних ранений. И некоторые были серьезными. Вам следовало бы подумать о перемене своих привычек.

– Не беспокойтесь за меня, доктор. У меня жизней больше, чем у кошки.

– Я не ветеринар, но считается, что у кошек их всего семь, а вы, по-моему, исчерпали резерв.

– На будущее мне хватит лишь одной.

– Интуиция подсказывает мне, что вы не готовы посвятить себя благотворительности.

– Смотря что вы вкладываете в это понятие.

– Не знаю, что меня тревожит больше, ваше физическое здоровье или состояние души.

– Оказывается, вы не только врач, но и священник. Вы – завидная партия.

– В моем возрасте различия между медициной и исповедальней стираются. Однако сдается мне, что я слишком молод для вас. Болит сильно? Бедро, я имею в виду.

– Мазь помогает.

– Но меньше, чем средства, которыми вы пользовались прежде?

– Меньше, – призналась Алисия.

– Какую дозу вы принимали?

– Четыреста миллиграммов. Иногда больше.

– Боже мой! Вы не можете продолжать в том же духе. Вы ведь знаете об этом, верно?

– Назовите мне хотя бы одну причину.

– Спросите свою печень, если от нее еще что-нибудь осталось.

– Если бы вы не отобрали у меня белое вино, я могла бы пригласить ее выпить рюмочку и обсудить проблему.

– Вы неисправимы.

– Вот тут мы с печенью согласны с вами.

Наверное, кто-то еще не расстался с планами похоронить ее, но Алисия поняла, что вырвалась из чистилища, пусть лишь на время, в увольнительную на выходные. Она почувствовала, как к ней возвращается мрачное восприятие мира, а трогательные, исполненные доброты эпизоды последних дней стремительно теряют в ее глазах ценность. Сумеречное дыхание прошлого вновь окрашивало настоящее в темные тона, а приступы боли, пронзавшие кости, как стальное сверло, напоминали, что ей недолго осталось играть роль дамы с камелиями.

Течение дней возвращалось в привычное русло, и часы, уходившие на восстановление сил, казались теперь потерянным временем. Больше всех за Алисию переживал Фермин, бросавшийся из одной крайности в другую, то принимаясь заранее оплакивать ее, то выступая в роли доморощенного целителя душ.

– Напоминаю, по словам поэта, месть – это блюдо, которое следует подавать холодным, – вещал он, словно прочитав ее дурные помыслы.

– Наверное, кто-то перепутал его с ахобланко [67] Испанский холодный суп-пюре. . Поэты обычно умирают от голода и совсем ничего не понимают в кулинарном искусстве.

– Пообещайте, что вы не собираетесь наделать глупостей.

– Я не собираюсь делать глупостей.

– Я хочу получить гарантии.

– Приведите нотариуса, и мы оформим обязательства в письменном виде.

– Мне хватает Даниэля с его недавно приобретенными преступными наклонностями. Представляете, я нашел у него припрятанный пистолет. Святая Дева Мария! Еще два дня назад я жил припеваючи и в ус не дул, а теперь прячу стволы, как анархист.

– Что вы сделали с пистолетом? – спросила Алисия с улыбкой, от которой у Фермина волосы встали дыбом.

– А что мне оставалось делать? Я перепрятал его. Туда, где его никто не найдет, естественно.

– Принесите оружие мне, – обольстительно промурлыкала Алисия.

– Ни в коем случае, только через мой труп. Вам я не доверил бы даже водяного пистолета, поскольку вы способны зарядить его серной кислотой.