Душан Калич - Современная югославская повесть. 70-е годы

— Что с тобой? Что ты натворил? — спросил Пипе.

— Об этом с глазу на глаз, при нем говорить не стану! — оборвал его Чоле и, не переводя дыхания, бегом спустился с горы к товарищам.

Потом и Марко поднялся к обоим начальникам, молча ткнул свою шапку Колоннелло, резанул Пипе косым насмешливым взглядом, может быть, даже коварным, и тоже спустился к «простым солдатам». Ему всегда было чихать на любое начальство, что, впрочем, могло означать, что он сам стремится попасть в их число.

Пипе мельком взглянул на него, точно на упрямого мула. Он не видел смысла быть рассудительным в своих причудах. Усмехнулся. Тяни, Марко, свою песню, пока не подхватишь мою! Будь ты жив и здоров, ты найдешь свое, правда, с моей помощью, но и тебе придется попыхтеть. От Марко несло потом, как от барана, а голоден он был как волк: так что не грех было иной раз смотреть на него сквозь пальцы, не замечать его строптивости. Но если бы Пипе и мог закинуть ему в клюв какую-нибудь мелочь, тот не остался бы доволен. Лишняя обуза иметь на войне гурмана.

Пипе и Колоннелло продолжали подъем, а партизаны неторопливо шли в отдалении, ворча что-то под нос, перебирая про себя свои вопросы, домыслы, толкования, и мало-помалу, незаметно небо прояснилось, в их душу стала проникать надежда, и это прежде всего нашло выражение в улыбках и шутках.

Вдруг Колоннелло остановился и сел, вернее, упал на спину, точно перегруженный конь. Хрипит, стонет. На губах выступила пена, веки стали смыкаться, как перед смертью. И зевает, будто рыба на песке.

— Вы можете сделать хоть один шаг? — без особого участия спросил его Пипе по-итальянски.

— Нет… не могу… больше не могу, — выдохнул в отчаянии полковник.

— Помог бы ему кто-нибудь! — закричал Пипе. Все стояли, глядя в сторону, точно не слышали.

— Я же говорил — не выдержит, — глядя в землю, прошептал Чоле. — А сапоги… мне.

— Ты, что ли, его поймал? — зло зарычал Марко, не разжимая зубов, чтобы другие не слышали.

— Так ты ведь отдаешь сапоги не мне, Чоле, а адъютанту Пипе, эх, черт побери! Ты меня понял?

Но Марко уставился в небо.

— Никто не может помочь, а? — снова крикнул сверху Пипе. — Чоле, что ты там говоришь?

— Марко говорит, что он выдержит еще двадцать три шага, — брякнул Чоле, — а по мне, ему не сделать и одиннадцати!

Раздался смех, но какой-то отрывистый, неуверенный.

Пипе с грустью посмотрел на Колоннелло.

— Что поделаешь, милый человек? Все мы умрем.

— Что вы говорите?.. — испугался старик, жалобно глядя то на Пипе, то на ухмыляющегося Чоле.

— Вот, ждет вашей смерти! — выпалил Пипе подчеркнуто погребальным тоном, вдруг став серьезным, как сама смерть.

— Моей смерти? О!

— Если вы не можете идти дальше, «прощай, милая жизнь!» — тихо пропел Пипе.

— Почему не могу… Могу… вот я! — через силу улыбаясь, старик поднялся на ноги и, пошатываясь, пошел дальше.

Неплохо поддержали ему сердце. Браво, Колоннелло. Не сдавайся! Если ты поможешь себе сам, поможет тебе Пипе.

— Посмотри на него, Чоле!

— Что с ним сталось? Вскочил как ослик-трехлетка.

— Да я сказал ему пару слов, он и вскочил! — пояснил Пипе.

— А что же, черт возьми, ты ему сказал? — разинул рот Чоле, сгорая от любопытства.

— А… что ты хотел бы сменить свои опанки на его сапоги. Но он не хочет, — ответил Пипе, и дружный хохот был ответом на его язвительную шутку.

Растрескавшиеся губы Чоле растянулись, будто ему забили в рот сырую картофелину, а глаза прищурились, словно он шел против ветра. То ли его подкалывают рожном, то ли на него наткнули?

Вот как тебе приходится, мой Чоле. Обманули, провели, оставили в дураках. Когда дело доходит до тебя, ожидай громкого хохота, а когда речь идет о Пипе — сдержанного смеха, даже улыбочки. Так всегда было, я в том не виноват, Чоле. Маленькие люди смачно, свободно, разнузданно смеются над собой и тайком, трусливо, очень осторожно шутят на счет своих начальников. Глупо, но мы дошли до этой ступени. Так что тебе, Чоле, можно лишь изредка и легонько ущипнуть, а острить можно мне; пусть острота и окажется глупой.

— А можешь ты с ним чем-нибудь сменяться, а, Пипе? — поинтересовался наконец Чоле, туповато щурясь и злясь в меру, не больше.

— Надеюсь, ты это сам увидишь. И останешься доволен, — снова остротой ответил Пипе, широко улыбаясь.

— До сих пор я еще не был доволен, Христом клянусь, — проворчал Чоле, брезгливо плюнул и сошел с этого проклятого места, где Пипе кольнул его в самое сердце.