Душан Калич - Современная югославская повесть. 70-е годы

— Глянь-ка на него! — обиженно вспыхнул Лука. — Распетушился! Полковник! Ублюдок фашистский!

— Я ж говорил — полковник! Сразу сказал, когда увидел! — заторопился Чоле, боясь, как бы другие не заслонили его перед Пипе, и тогда, чего доброго, он останется без того, к чему сразу прирос сердцем. — Вот, получай, Пипе, живьем! Ведь я сразу сказал — полковник!

Но тут к Пипе подошел Лука и загудел, довольно улыбаясь:

— Охотился спокойненько, как дома! И тут, братец, попался между нас двоих, мной и Марко! Как барашек попался! Марко скрутил ему руки, а он удивляется. И что за тварь человек: не ожидал никак.

Но никто не смеялся.

Пипе подошел к Колоннелло и сказал по-итальянски:

— Добрый день!

— Добрый день! — закивал Колоннелло с внезапно вспыхнувшей надеждой. — Добрый день! Вы… вы… но где я? У партизан?

Пипе смотрел на него то как на спелый апельсин, то как на холодную картошку.

— Сладко поет, мать моя! — обрадовался Чоле. — Все выдаст, вот те Христос!

— Да! — ответил Пипе спокойно и небрежно, не желая, впрочем, чтобы в его тоне чувствовалось превосходство. — Да! Вы наш военнопленный. Прошу вас вести себя соответствующим образом!

Колоннелло вздрогнул и побледнел.

— Господи, да тебя слушать страшно! — помрачнел Чоле и с сомнением посмотрел на Пипе. — Не пойму, что ты мелешь? — А Пипе смотрел поверх его головы серьезно, насупившись, стараясь казаться загадочным.

— Вы их командир? — пробормотал Колоннелло.

— Да, пока не появится другой! — весело выпалил Пипе.

— Что же… со мной будет? — отважился прошептать старик.

— Ничего особенного! — непринужденно ответил Пипе, повторяя интонации отца, когда тот ставил ему клизму. — Смерть — составная часть жизни!

Несмотря на наигранное равнодушие, у Пипе мороз прошел по коже, но он подавил это чувство, вспомнив о своем положении и правом деле, за которое сражается.

— Ради всего святого! Смерть?! Но за что, за что? Я ничего плохого не сделал… и… без суда, боже мой!

Лицо полковника стало серым, скорбным, он плакал без слез, посиневшие губы дрожали, он был в ужасе и что-то бормотал жалобно, по-детски.

— Что он тебе городит, черт побери! Будет наступление? — решительно и недоверчиво вмешался Чоле.

— Боится! Страшно ему! — ответил Пипе.

— Кто бы не боялся на его месте! — отрезал Чоле. — Знает, что его ждет! — Потом нагнулся к уху Пипе и настойчиво зашептал: — Послушай, Пипе! Мне бы его сапоги! Ты погляди! — хныкал он, незаметно указывая на свои опанки [47] Опанки — крестьянская обувь из сыромятной кожи. . — Не могу больше, стыдно, эх, господи! Твой адъютант, а погляди! — Его лицо так сморщилось от досады, отвращения, стремления быть убедительным, точно у него закрутило в животе.

Лука и Марко посмотрели на него и злобно заморгали: еще чего не хватало, похоже, Чоле решил урвать кусок от их добычи! Как бы не так! Кукиш!

— Коменданте… послушайте! Ведь я стар… я профессор, — стонал Колоннелло.

— К сожалению, вы фашист! — кольнул его Пипе.

— К сожалению! — тихо признал старик.

— Теперь поздно! — ответил Пипе.

— Однако… я не… — тяжело дыша, но уже живее начал оправдываться Колоннелло.

— Только не убеждайте меня, что вы пацифист! — усмехнулся Пипе. Перед глазами у него пронеслись картины сожженных деревень, червь раздражения ожил и зашевелился.

— Скажу вам правду! Я большой друг нашего дуче. Вы можете получить за меня все, что хотите. Мертвый… я ничего для вас не представляю. Но живой… многое!

Теперь он озирался круглыми печальными глазами, с искренней и наивной уверенностью, будто надежда его осуществилась. И не ошибся.

Пипе смотрел мимо него, он видел прошлое как в воде — как партию в карты. Слова Колоннелло — ведь это корона червового короля! Карие пестрые глаза полковника, точно санки, унесли его вниз головой в заднюю комнату прокуренной кафаны, где давно, до войны, он сидит в канун Нового года сытый, с картами в руках, с тремя королями, и вот теперь вместо сброшенного туза, после трех обменов в последнем прикупе, который он, сгорая от нетерпения, медленно приоткрывает, показывается корона четвертого короля, червового! Какой шанс! У противника не может быть комбинации выше. Но противник пасует, и банк остается прежним. И сейчас слова Колоннелло — разве это не корона четвертого короля? Разве не шанс?

— Великолепно! — приглушенно воскликнул Пипе, сразу пришедший в хорошее настроение из-за такого подарка судьбы. Но мыслить следует логично. Война есть война. Полковника надо использовать. А в остальном вся жизнь — игра, если смотреть на вещи философски. Он всегда был готов на риск. И всегда в нем жила надежда.