Душан Калич - Современная югославская повесть. 70-е годы

Филипп круто повернулся и возвратился к стойке портье.

— Дайте мне ключ от номера, я забыл кое-что, — попросил он смущенно.

Ганс протянул ему ключ, но, заметив негра, задержал его в руках.

— Это он… — сказал Ганс, указывая головой на двери.

— Дайте мне ключ, Ганс! — раздраженно прервал его Филипп и почти выхватил ключ у него из рук.

Ганс, пораженный его поступком, проводил его взглядом. Негр подошел к стойке и козырнул.

— Добрый день, господин Ганс…

— Здравия желаю господин унтер-офицер! — дружески приветствовал его Ганс — Что-то вас давненько не видно. Я совсем забыл запах хорошего табака… Шучу, унтер! — засмеялся он и показал ему трубку, зажатую в зубах. — Такой курильщик, как я, ие пропадет…

Негр достал из кармана пачку первосортного трубочного табака, понюхал ее и положил перед Гансом. Старик обрадовался как ребенок.

— Спасибо, унтер, — сказал он, глубоко вдыхая сладковатый аромат табака. — Я думал, вас откомандировали из Вены…

— Разве Габи вам ничего не говорила?! Удивляюсь, как это она не рассказала вам о том, что между нами произошло.

— Уж не думаете ли вы всерьез, что она мне обо всем рассказывает?! — добродушно запротестовал старик и многозначительно поднял брови. Он солгал. Лишь улыбка, спрятанная в уголках рта, выдавала, что ему льстило опасение негра. — Габи такая девушка, что и родному отцу не пожаловалась бы, только, я думаю, у нее не было причин жаловаться на вас…

Негр чуть склонил голову и принялся ногтем царапать поверхность стойки. Когда спустя некоторое время он поднял взгляд, Ганс увидел в его больших черных глазах печаль.

— Я обидел ее, — сказал он с вздохом, словно это короткое признание он вырвал из печали, мучившей его.

Он рассказал о случае с бумажником, называя себя самыми оскорбительными словами, которые только мог произнести, за то, что в его пропаже он заподозрил ее.

Он вытащил из кармана новенький бумажник черной кожи и бросил его на стойку перед Гансом. Теперь в глазах его загорелся огонек вновь обретенной надежды, которую вселял в него придуманный им конец истории: в тот день у него не было с собой бумажника, он забыл его в рабочем костюме. Негр надеялся этой ложью загладить свою вину перед Габи.

— Верьте мне, Ганс, я не думал всерьез, что она могла что-то подобное допустить… Я лишь спросил, может, она помнит, где я оставил бумажник…

Ганс лишь делал вид, что внимательно слушает. Он разглядывал черное прыщавое лицо и сравнивал его с Габиной белой красотой. И назвал его, как и при первой встрече, когда по ее просьбе передал ему ключ от ее номера: «Габино безумие, о котором она однажды пожалеет, чтобы забыть как кошмарный сон». Портье был уверен в этом. А когда она сказала, что порвала с негром навсегда, он подумал, что она сама подстроила эту игру с бумажником, чтобы отделаться от него. Это было похоже на Габи. Каждого своего любовника она прогоняла таким манером, чтобы у того не оставалось возможности к примирению. Было ли это от ее распущенности или это было бегство от настоящей любви, обязывающей ее к жизни, которая ей не подходила и которую она не хотела принять? Ганс не мог понять этого и давно смирился с тем, что не может для нее сделать ничего больше того, что делает. «Только как она хочет», — твердил он, успокаивая свою совесть. Очнувшись от раздумий, он сказал негру:

— Габи ушла, покинула наш отель…

Улыбка, постоянно блуждавшая на губах Сэма, открывая ряд белых крепких зубов, как вызов всей белизне этой страны, утонула в черноте его исказившегося лица. В глазах появилось беспокойство, как у ребенка, которого кто-то обидел докуки ради. Растерянно, дрогнувшим голосом он проговорил:

— Но вы, наверное, знаете, где я могу ее найти… Вам она должна была сказать, куда уходит…

— Я думал, вы пришли за ее вещами. Она ушла рано утром и сказала, что пришлет за своими чемоданами…

Договорить им помешал бой больших часов, висевших над головой Ганса, которые отсчитали двенадцать раз. Негр с тоской посмотрел на соединившиеся стрелки.

— Я должен идти. Я позвоню вам. Очень прошу, передайте ей, что я искал ее.

— Не беспокойтесь, господин унтер-офицер, до свидания. Спасибо за табак…

Негр торопливо пошел к выходу, но с полпути вернулся.

— Будете говорить с ней… — начал он растерянно и с мольбой, однако смущенно улыбнулся и добавил: — Это я сам должен сказать ей, извините. Завтра я загляну к вам. Может, вы уже будете знать, где ее найти.