Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

Под мостом ишак зацепился поводком за железный крюк, торчавший из воды. Чем больше животное вертело головой, силясь освободиться, тем туже затягивалась петля вокруг его шеи. Ишак начал захлебываться. В страхе, пытаясь высвободиться, животное сделало сильный рывок, и он стал роковым. Петля затянулась. Прямо на глазах живот ишака стал раздуваться, потом туша его скрылась под водой, а через некоторое время всплыла бездыханной.

А Илко все пытался вытащить Методию из воды, пока люди растерянно бегали вдоль берега.

Тонущему бросили канат, за который он сумел ухватиться, и вытащили на берег. После того как его потрясли, перевернув вниз головой, чтобы из ушей, из глотки вылилась вода, Методия, глубоко вздохнув, спросил:

— А где мой ишак? Он выбрался?

— Нет. Утонул, — ответили ему.

Лицо дровосека сморщилось, он встрепенулся, сжался, словно пораженный молнией, заплакал:

— Ох, ох, как мне теперь без него?

Люди переглянулись.

— Поглядите-ка на него. Сам еле спасся, а тужит о скотине!

— Ох, ох, — причитал Методия.

Илко помог ему встать, взял за руку и повел к дому под аккомпанемент его вздохов. На ходу бросил Богуле:

— Понимаю его горе. Вся жизнь человека держалась на ишаке — на нем он возил дрова и этим кормился.

Когда Илко с внуком вернулись домой, они застали Мила у окна лаборатории задумчиво смотрящим на залитый водой двор. Глядя, как отражаются в воде дома, кроны яблонь, проплывающие по небу облака, он вбирал в грудь свежий, наполненный озоном воздух. Этот воздух, попадая в рот, словно прилипал к небу, возбуждая, как вино. Усталости после ночной бессонницы как не бывало.

Вышла на террасу супруга, крикнула:

— Твой дом рушится, а тебе наплевать. Погряз в своих склянках, от которых никакого проку!

— Будет прок. Когда-нибудь да будет, — ответил муж.

— Когда? Слыхали твои обещания много раз. А я так думаю: раз уж бросил работу в ветеринарной лечебнице, то погнул бы спину в поле, как все.

— Ха! — усмехнулся Мил и закрыл окно, чтобы не слышать жену.

Всю ночь Тане не мог уснуть — ворочался, вставал и снова укладывался, но глаза так и не сомкнул — мешал гул, который выходил из-под земли. Тане прислушивался, ему казалось, что это подает голос вулкан, перед тем как извергнуться. Он выходил на террасу, смотрел в сторону дувала. Но ночь была темной, облачной и не позволяла ничего различить.

Полуночник шагал по дому, потом выходил во двор и все не мог дождаться рассвета. А чуть начало светать, пошел к холму — посмотреть, не прибавилось ли дыму. За холмом алела полоска неба, заря была раскаленно-красной, будто вулкан уже ожил.

На холме Тане увидел необычный цветок — красный, как пламя. Вспомнились прочитанные книги, где говорилось о вулканических цветах, которые растут близ подземных чудовищ и появляются на земле как предвестники приближающегося извержения. Тане испугался, вырвал зловещее растение с корнем и поспешил домой, чтобы сравнить свою находку с рисунками в книгах. Встречные удивлялись:

— Ну и Тане! Встал ни свет ни заря и пошел за цветами?

— А вы когда-нибудь видели такой цветок? — задавал он им вопрос, протягивая пламенеющую диковинку.

Люди разглядывали ее, поворачивали, нюхали. Кто-то говорил: «А я такой уже видел». А другие: «В первый раз вижу».

Тане пояснил:

— Знаете ли вы, что это за цветок и как он называется? Вул-ка-ни-че-ский! Появляется перед извержениями!

Люди бледнели и поднимали глаза на клубы дыма, которые сливались с тучкой, низко нависшей над холмом. Всем казалось, что дым прибывает.

Утром деревенских жителей ждала новая тревога. Окна потемнели от дымного налета и копоти. Через такие окна само солнце выглядело помутневшим и почерневшим.

Люди лишились сна, бродили ночами по дому, по двору, по деревенским улочкам, хватая воздух ртом, как рыбы, выброшенные на берег. Встречая таких же полуночников, жалующихся на бессонницу, головную боль, расходившиеся нервы, люди чувствовали страх. Земля словно вздымалась ввысь, а небо низвергалось, и человек будто парил где-то в облаках.

Походка у жителей Дувалеца стала шаткой, они хватались друг за друга, чтобы удержаться, земля уходила из-под ног.

А потом на всех напала икота. Начинал один, издавал какой-то петушиный клекот, ему вторил другой, и так икота передавалась дальше — каждому. Чтобы унять ее, люди сосали хлебную корочку, пили воду, придерживали рукой кадык.

Пришел четверг, и сельчане собрались в амбулатории, расположившейся в помещении местного отделения Народного фронта. Они ждали из города доктора Татули. Он работал в городской больнице, но по четвергам приезжал в село и вел прием пациентов.