Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

Себя же Шерафуддин считал листком, еще не оторвавшимся от ветки, но с каждым днем все больше и больше желтеющим, скоро и он упадет на землю и окажется среди таких же желто-бурых или красно-бурых листьев, высохших и промороженных, сморщенных и ломких, которые покроет снегом, а там уже — в землю, в пищу для других…

Встретил знакомого, тот пожаловался на безделье.

— Вы просто привыкли к работе, а теперь — вполне естественная реакция, — сказал Шерафуддин, — грядки, что ли, копайте, это укрепляет мышцы, очищает органы, рекреация… релаксация и так далее.

— О-о-о-о, если б было что копать, так ведь нет, это теперь роскошь, недоступная людям почище меня.

Да, все правильно, согласился Шерафуддин, клочок земли, домишко, копать, поливать, полоть — сегодня это мечта, а когда-то такое считалось нищенством, разумеется, при той нищете не было ни автомобиля, ни пенсионного обеспечения. В самом деле, чем занять себя? Старик потянул его во двор и показал на груду камней.

— А вот чем: перетаскиваю камни из угла в угол, утром и вечером, видите — из пустого в порожнее.

Брр! Шерафуддин даже содрогнулся. Ну и перспектива! Как спастись от такого несчастья, как избежать его? И, улучив минуту, когда старик принялся собирать осыпавшиеся камни, незаметно выбрался со двора и вышел на улицу.

Мысли его вернулись к Зинке. Просто немыслимо, убеждал он себя, такого не бывает даже с теми, кто неустанно молит бога, дабы он услышал и помог. А ему судьба послала Зинку, и как раз в момент духовного кризиса, когда он считал, что для него жизнь потеряла всякий смысл. Но все не так просто. Годы четко разделяли их на два мира, и если вдуматься, такой дар неба — словно крупный выигрыш в лотерею, объявленный по ошибке. Нет, Шерафуддину нелегко было уступить другому свой выигрыш, и можно себе представить, чего ему стоило обратиться к Зинке с банальным «знаешь, дорогушечка!».

— Что еще? — спросила она холодно.

— Хочу познакомить тебя с моим родственником, молодой человек, служащий, сама увидишь, вот такой! — Он поднял плечи, изображая высокий рост. Зинка, словно ожидала чего-то подобного, нахмурилась.

— Ни к чему мне твой родственник, мне хватает тебя.

Шерафуддин не сдавался:

— Вот когда ты увидишь Лутфию… Значит, ты полагаешь, все началось у тех агав?

— Да, у агав, — живо подтвердила Зинка.

— И как же это было?

Она пожала плечами, ни одна мысль не приходила к ней сразу. Тогда Шерафуддин поспешил помочь ей: он помнит, как все началось. Он отдыхал в море, лежа на спине, и вдруг услышал зов о помощи. Подплыл — она уже захлебывалась, он крепко схватил ее за руку, вытащил на берег, потом отнес к тем агавам и, естественно, принял благодарность за услугу.

Зинка оправдывалась.

— Да нет, чего тут, разве так важно, разве нельзя позабыть, даже если так и было?

Она привела пример: если человек остался без работы, чего бы ему не согласиться на помощь приятеля, тем более, если они давно знакомы или вместе пили в кафане; и она так поступила, а что было раньше, просто не помнит, какая разница?

— Конечно, почему же нет, — успокаивал ее Шерафуддин, — теперь мы большие друзья, даже дошло до женитьбы.

— А разве не так?

Шерафуддин пытался вывернуться: куда девать бывшую жену, хотя она и бросила его, что с ней делать, убить и закинуть на чердак?

— Конечно… — начала она и осеклась.

— А вдруг я пожалею о том, что случилось у агав?

— Ничего, перемелется, — ответила она.

Ну и ладно, в конце концов, подумал Шерафуддин, в наше время не говорят: «Ах, как неприлично!» Сейчас все проще, еще немного, один шаг — и оправдаем восточное многоженство, существенного различия нет, и путь давно известен: снять на первое время хорошенькую квартирку, накупить всяких приятных мелочей, способных приворожить милое создание, и, когда задавит проза жизни или осточертеет собственный дом и все, кто там тебе давно не нужен, убежать в райские кущи, расслабиться или побывать на седьмом небе. Да такой жизни цены нет! И вполне соответствует европейским образцам. Никто теперь не живет с одной-единственной женой от рождения до смерти… Но пройдут годы, и однажды природа скажет: «Хватит, твоим похождениям пришел конец, пора остановиться». И тогда все. После чистилища оказаться прикованным к столу и целыми днями забивать домино, шлепать об стол картами или перекладывать фишки нардов: ек-ду, пенджу-се, джихар?.. Все мы одинаковы, только одни успокоились, познав радость жизни, а другие лишь мечтали об этом и тоже успокоились.