Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

— Кто бы мог подумать, что эта старая железяка способна на такие шутки! — говорит он, выбираясь из автомобиля.

— Ты починил машину? — раздается голос Евы у него за спиной. В руках полиэтиленовые мешочки и сверточки, она смотрит на него с беспокойством и сочувствием, подставляя лицо для поцелуя.

— Как бы не так! — отвечает он, машинально целуя жену. — Сама передумала. Старая притворщица! Взяла и завелась! А утром не захотела! Я проклял ее всю до последнего винтика…

Он забирает у Евы мешочки и сверточки и направляется к подъезду. Ева — за ним. В лифте, полном жильцов (Новак не спускает глаз с сигнальной лампочки — не перегрузка ли?), Ева прижимается к нему и, привстав на цыпочки, принюхивается.

— Миро, ты пил?!

— Немножко, — говорит он. — Пустяки.

— Но, Миро…

— Ева, не здесь! — Он решительно отворачивает голову.

Видит студенточку с девятого этажа. На ее лице телеулыбка: «Тогда и у вас будут белоснежные зубы…» И тоже улыбается, широко, во весь рот, демонстрируя белоснежные клыки. Ева с озабоченным видом опускает взгляд.

Хотя Ева больше не обмолвилась о выпивке, Новак знал, что она встревожена и он должен ее успокоить.

— Я был у Драгеца. Выпил с ним рюмочку-две. Ты же знаешь Драгеца, от него не отвертеться.

— Как Драгец? — интересуется Ева вежливо, но равнодушно.

— В основном преуспевает.

— Драгец молодец.

— Да, молодец.

— А как его домашние? Как Кристина?

— По-моему, у него все о’кей, — отвечает Новак, снимая пиджак. — Драгец строит склеп.

— Склеп?!

— Для семьи Новак. Из черного гранита…

— Все-то ему удается.

— Удается, — Новак подходит к зеркалу. Массирует лицо, сгоняя усталость — умывается без воды. Под конец сильно хлопает себя по физиономии. А удар получается, право же, больнее и жестче, чем ожидал. Солидный нокдаун, думает он. Теперь надо дождаться гонга и решения судей. Опять эти судьи! С усилием пытается разжать злобно стиснутую челюсть и придать лицу более или менее привлекательное выражение. Может, изобразить улыбку? Улыбку с обрамлением в стиле ложного барокко! Когда-то в их старом доме на Загребской ветке, где они жили с братом Драгецем, в этой псевдобарочной раме (отец задешево приобрел ее на базаре на Хейцелевой) обитали грустные господа Петар Зрински и Крсто Франкопан [70] Петар Зрински (1621—1671), Крсто Франкопан (1643—1671) — хорватские писатели, казненные за организацию заговора против Габсбургов. ; в трагической позе ждут они отпущения грехов и последнее прости — топор в венском Новом месте. Эта картина — единственное, что он забрал из родительского дома. А теперь нет больше картины! Только рама осталась, поцарапанная, треснувшая по краям. А вместо успокоительных желтокоричневых рембрандтовских тонов (которые благодаря стечению обстоятельств и отцовской удаче на старом загребском базаре были частью его детства) — зеркало, неподкупный свидетель истинного положения вещей…

— Миро, — встревоженный голос Евы, — ты слышал про Мишо Милобрка?!

— Слышал.

— Боже, какое несчастье!

— Да. Несчастье.

— Подумай, Миро, еще утром мы о нем, а он… Может, как раз в тот момент все и случилось? Как ты думаешь, Миро? Тебе не кажется, что в этом что-то есть? Есть, есть… Все-таки существует нечто сверхъестественное.

— Существует — популярность! — Новак берет со стула журнал с фотографией Мишо Милобрка и бросает на стол. — Реклама! Если хотите, чтоб у вас были белоснежные зубы, чистите их только… Мишо Милобрком! ММ — всегда с вами! И живой, и мертвый…

Спасительный звонок в дверь прерывает его ядовитую телерекламу. Экран гаснет, но не остывает, хотя изображения и звука уже нет.

— Саница, — Ева идет к дверям.

— Я открою! — опережает он жену.

Едва переступив порог, Саница весело кричит:

— Я привела ее! Папа, я привела Ксению!

Девочка смотрит через очки, которые закрывает слишком длинная челка. И улыбается — ямочки на румяных щеках.

— Здравствуйте! — говорит Ксения.

— Здравствуйте, девочки! Заходите.

— Папа! — подпрыгивает Саница на месте. — Привела Ксению, чтобы показать ей радугу. Мы будем вместе смотреть отсюда. И рисовать. Ксения принесла альбом. Посмотри, папа, листы большие? Хватит для радуги?

— Радуга?! — удивляется Новак. — Какая радуга? Радуги больше нет.

— Придет! Мы подождем. Должна прийти. Раз она была утром, почему бы ей не прийти сейчас?

— И я ей сказала, что радуги нет. — Ксения кладет альбом на стул.

Хоть в одном можно не сомневаться, размышляет Новак, Саница, его дочь, всегда ищет то, чего нет!