Вильгельм Мах - Польские повести

— Разные вещи помешали. Даже сам не знаю толком, что именно.

— А о чем вы собирались писать?

— Скорее, о ком…

— Тем более интересно. О ком же?

— О вас, товарищ Горчин.

«Как он долго, терпеливо ждал, — подумал Михал о Главном. — Правда, его никогда нельзя было упрекнуть в плохой памяти. Хорошо, что между нами стоят Старик и Юзаля. Да и этот паренек, пожалуй. У него такое выражение лица, будто он сделал чрезвычайно неприятное для себя признание. До чего же это все пошло и… свойственно людям. — Он испытывал какое-то смешанное чувство, досаду и вместе с тем разочарование. — И когда только мы укротим этого мстительного зверя, который сидит в нас? Сколько мне самому стоило усилий не поддаться… Впрочем, кто знает, может, и я временами впадал в истерику. Когда мы всю эту дрянь выдерем из себя, вырвем с корнем?»

— Вас это не удивляет? — прервал его размышления Валицкий.

— Нет, я же самый главный в уезде, — улыбнулся было Горчин, но тут же лицо его исказила гримаса. — Если говорить серьезно, мало что на свете может меня удивить. Разве вот то, что вы почему-то не воспользовались случаем.

— Хотите знать почему?

— Честно говоря, нет. Но, может, это вам нужно для хорошего самочувствия, тогда валяйте выкладывайте. Постараюсь как-нибудь разобраться в этом.

— Отчего это вам так весело стало?

— А что, нельзя уж и повеселиться?

— А что, уже и спросить нельзя?

Они рассмеялись; холодок недоверия, ощущавшийся до этого, стал явственно исчезать, оба почувствовали, что каждый из них встретил в другом достойного партнера.

Девушка подала завтрак.

— Так почему же? — спросил Горчин уже серьезно.

— Только потому, что сегодня утром вы побежали к автобусу. Нет, это не шутка… И едете в Н., — Валицкий запнулся, — за Катажиной. Да, именно поэтому. — Он выдержал сосредоточенный, серьезный взгляд Горчина, в котором не было ни удивления, ни любопытства, разве что мелькнула тревога от того, что сидевший напротив него молодой человек знал о нем больше, чем следовало. — Для меня это значит, что вы честный человек. А я тоже честен. Настолько, что не приложу руки к чему-то, что может принести вред такому человеку, как вы.

— Вы работали вместе с Юзалей?

— Да.

— Значит, вы знаете все?

— Больше, чем он, потому что многие вопросы выходили за рамки его компетенции. Он, как я полагаю, знает лишь то, что должен знать. Впрочем, это не был вопрос компетенции или чего то, что можно было бы формально мотивировать. Просто я случайно оказался в самом центре этого дела и старался вести себя как человек, а не как слон в посудной лавке.

— Спасибо вам, товарищ Валицкий.

— Оставьте. Надо понемножку собираться.

Спустя минуту они уже сидели в машине. Всю остальную дорогу Валицкий рассказывал. Горчин слушал его молча, лишь иногда вставлял слово, возражал, удивленно подымал брови, смеялся или в нескольких словах разъяснял то, что Валицкому казалось непонятным.

— Так куда прикажете? — спросил Валицкий, когда они подъехали к первым строениям в Н.

— Это в предместье, к сожалению, с другой стороны города. Я покажу вам дорогу.

— Небось поджилки трясутся? — спросил Валицкий, но было ясно, что спрашивает он не из любопытства, а скорее из опасения, удастся ли Горчину эта столь важная для него миссия.

Поэтому Михал ответил искренне:

— Только с этой минуты, — и грустно улыбнулся.

По городу они ехали почти не разговаривая. Валицкий должен был сосредоточить все внимание на управлении машиной. Это давалось ему нелегко. Волнение Горчина передалось и ему. Движение в эту пору было большое. Он с нетерпением ожидал на трамвайных остановках, когда наконец двинутся красные вагончики трамваев, тогда и он срывался с места и так же резко тормозил у белых полос пешеходных дорожек.

— Вот эта улица, — сказал наконец Горчин, после того как они с четверть часа прокружили по узким, вымощенным булыжником уличкам предместья, которое уже перестало быть деревней, но еще не совсем срослось с городом. — Пятый дом справа.

За низкой изгородью из ровно остриженного кустарника виднелась небольшая вилла, красный кирпич которой красиво вписывался в зелень деревьев и кустов. Дом был еще не совсем достроен, на втором этаже оконные проемы были забиты почерневшими от дождя досками.

— Ну что ж, приехали. — Горчин протянул Валицкому руку. — Спасибо, редактор.

— Это вам спасибо, товарищ Горчин. — Валицкий задержал его руку.

— За что? — искренне удивился Горчин.