Мати Унт - Прощай, рыжий кот

С точки зрения психологии творчества это означает абсолютное авторское чувство героя, места, времени, всего происходящего в душе героя и вне его. Перечитайте рассказ о первом посещении Аарне дома Майи — и вы поверите в эту абсолютность авторского зрения, слуха и какой-то невероятной чуткости к происходящему — к каждой мелочи, не воспринимаемой обычным зрением и слухом.

Но дело не только в этом: на наших глазах мелочи соединяются, складываются в определенную конфигурацию — и перед нами вырисовываются во всем ужасе быт и нравы, а по существу философия, психология и политика «индивидуального дома». Жестокая и страшная в своей бездушной упорядоченности и насильственной пунктуальности удобств и услуг.

Никогда я не читал более ужасного разоблачения вежливости и порядка… А за этим, за всем за этим — и трагедия Майи и, как идея книги, необходимость изменения, обновления и утверждения новой морали и принципов. Правда, это у Унта идет более как необходимость отрицания старого без демонстративности торжества нового. Но только ли у Унта? И только ли от него это зависит?!

Я заговорил об ужасах индивидуального дома, хотя это был «светлый», а не «желтый дом тети Иды». Иными словами, с каким художественным тактом нащупывает Унт в совершенном внешнем различии общие родовые признаки и приметы! Эта обобщающая сила художественного мышления, раздвигая и расширяя материал, дает дополнительные «опоры» идее произведения.

Но я еще хотел бы привести пример абсолютного художественного чувства героя и материала, следствием чего является точная вписанность происходящего в окружающее при острой активности соотносящихся элементов.

Вот краткие сообщения Унта о погоде.

«Вечером опять пошел дождь. Всю ночь капли стучались в окно.

Но утро было ясным, и…»

И далее изумительное добавление:

«…и ленты в волосах первоклассниц не намокли».

Одним штрихом связать «равнодушную природу» с «душевным миром» героев, так изящно ввести нас в заботы и страхи первоклашек и их мам может только художник.

А как начат «Первый школьный день»!

«В этот день школа пахнет известью и краской, у всех загорелые лица и необыкновенно ясные глаза…»

И как все это просто сделано!..

Но, пожалуй, еще выразительнее сказано о конце этого дня:

«Потом списали расписание. Названия предметов были ужасно прозаичными. Пальцы с трудом держали ручку, буквы выходили кривыми. Но так бывает каждой осенью, даже если эта осень последняя».

Очень точное дополнение к «загорелым лицам и необыкновенно ясным глазам» первых строк. Так образовалась замкнутая в себе, законченная картина, каждый мазок которой вызывает глубокое доверие к автору.

Примеры подобной точности описаний и исключительной фиксированности переживаний героев во времени и пространстве можно найти на каждой странице.

Но художническая точность писателя, как уже отмечено, не является внешней: она несет в себе всю полноту идеи произведения — идеи острой, современной, политической. Ведь тетя Ида со своим рыжим котом ждет не дождется перемен. Она хочет «свободы». Она жадно слушает по ночам «Свободную Европу», «Голос Америки», Би-би-си. Ждет. Надеется. В свою очередь, надо думать, и «Свободная Европа» надеется на тетю Иду. В желтом домике притаилось нечто большее, чем старая утварь и рухлядь. Вот почему «бытовой роман» о рыжем коте, не переставая быть бытовым, становится острым политическим произведением. И Мати Унт великолепно провел оба плана романа, хотя, кажется, заботился только об одном: это было обеспечено органической сращенностью обеих сторон романа.

Чем же все-таки завершился конфликт с рыжим котом? Но прежде чем ответить на вопрос, надо сказать об идеале рыжего кота или тети Иды, что одно и то же. Так вот — рыжий кот хочет свободы. Но что таит это пленительное слово — свобода?! Чем оно светит для тети Иды?

Вот как автор передает острый разговор тетки со своим племянником. Тетя Ида высказалась до конца:

«— Свобода? — говорит она. — Свобода означает то, что ты мог бы сейчас быть хозяином хутора».

Вот вам и все. Когда тетя повторяла общее слово «свобода», оно еще могло светить и отсвечивать. Но коль скоро дело дошло до конкретизации, как говорят ученые, слово мгновенно померкло. В ответ Аарне только и мог удивиться: «— Что? Хозяином хутора?»

Это место центральное для уяснения идеи романа. «Свободный» идеал «свободной» тети Иды — это собственная, это собственническая тюрьма, это глубокая старина, далекое прошлое, — он уже не может пленить ни Аарне, ни его друзей. Молодежь может искать, сомневаться, покидать один путь, выбирать другой, брюзжать, капризничать и отвергать, но ее поиски идут совсем в ином направлении, не в том, куда зовет «Свободная Европа» со своим рыжим котом и тетей Идой, — поиск идет в рамках новой Эстонии на основе завоеванного народом.