Владимир Глянц - «Дыхание Чейн-Стокса» и другие рассказы

В этот день я работал в первую смену. Когда добрался до дому, сразу почувствовал, что утренняя, Натальина протопка уже почти выстудилась. Но о том, чтобы немедленно затопить, даже подумать не мог. Лег на диван, а ноги в теплых носках задрал высоко на печку. И все равно они гудели.

– Володя, утром не опоздали? – спросил из-за стенки дед. – Я будил.

– Нет, Иван Леонтьевич, все в порядке.

– Топить будете?

– Конечно, буду.

– Было письмо вам.

– Где, где оно?

– Нет, сначала затопите, а уж потом получите.

Весть о письме быстро подняла меня.

– Скажите хоть от кого?

– Как всегда. С треугольными печатями.

Я, не одеваясь, выскочил в дровяной сарай. Набрал полную охапку дров, и когда вошел в дом, дедов кот Барсик (он рыже-полосатый, я бы назвал Тигрик) уже орал мне о том, что он готов есть все, что дадут. Но, минуя растопку, до кормежки не добраться.

Наконец во чреве печки разгорелось и разогрелось до того, что мне пришлось с моей табуреткой отъехать на полметра. В знойном блаженстве я прикрыл глаза и увидел все то же. Деталь. Зажать в тиски, неторопливо провести фрезу, снимая тонкий слой металла. Разжать тиски, бросить деталь в ящик. Зажать новую. Неторопливо провести фрезу. Разжать, бросить. Зажать новую. Время от времени фрезу надо остужать, скармливая ей специальную твердую суспензию. По виду напоминает кусок хозяйственного мыла. Она начинает дымиться и издает замечательный запах. Сложность состоит в той аритмии, с какой приходится работать, проход фрезы – неторопливо, а все остальное очень даже торопливо. Иначе вообще ничего не заработаешь. Я весь в поту уже два часа борюсь с этим копеечным нарядом. Заработал 83 копейки. Мы – сдельщики. Но опытные рабочие, думаю, не каждую минуту подсчитывают, сколько они заработали. На то у них другие расценки.

Иногда в шутку я называл Наташу сменщицей. Сегодня сменщица оставила мне даже чуть больше полсковородки жареной картошки. Аппетита не было, что ли, или элементарно не успевала? Но только теперь я понял, почему мама так гневалась, когда ей приходилось по нескольку раз разогревать для нас еду. Разогретая пища – есть пища, конечно, но не еда.

Накинув дедов тулуп, я сбегал на колонку за водой. «Теперь можно чистить картошку для общего с Натой ужина». Блеснувший в моей руке нож был правильно понят сообразительным Барсиком, и он повысил уровень звука. Теперь его мяуканье звучало почти так же грозно, как на их ночных разборках. Видно, он всерьез рассчитывал разбудить мою если не совесть, то сообразительность. Первую же шкурку от картошки Барсик, продолжая орать, пытался отнять у меня. Шкурка была довольно мясистая. Барсик заурчал, хрустя сырым картофелем. Насыщался он долго, минут двадцать. За день наголодался. Наконец целую миску уже резаной картошки я залил водой и до времени отставил в сторону.

Обтерев о полотенце влажные руки, я надорвал конверт. Что же нам пишут военнослужащие краснознаменной и орденоносной?..

Привет, чув! Недавно были на стрельбах, фото прилагается. Хотел и мишени послать, но не лезут. Чуть не забыл сказать, что день начался клево. Гармонист на физзарядке играл Чатанагу-чучу. Конечно, не Глен Миллер, но все-таки. Оценил?

Может, сможешь в выходные приехать? Привез бы, чувачок, пивка литра три и деньжонок? А?

Но лучше не напрягайся в эту сторону. Лучше почаще пиши. Мне твои письма нужны. Без них мне тут вообще труба.

Да, возможно, сам скоро буду в Москве. И, может быть, раньше этого письма.

Егор. Армия.

Я встал и, продолжая по инерции улыбаться пошел к деду. В плане на день у меня всегда была строчка: пункт 9. Поговорить с дедом (10 минут).

– Ну, как, Иван Леонтьевич, потеплей стало?

– Что вы, Володя, теперь совсем хорошо. Тепло.

– Вот у вас радио весь день орет (гад я, мог бы помягче сказать). А когда зарядку передают, вы зарядку делаете?

– Немного. Что могу, делаю.

Я представил, как дед делает зарядку под Чатанугу. Смешно. Он ведь еле ходит. Вообще в такой дряхлой и болезненной старости есть свои очень смешные стороны.

– Ну ладно, дедушка, пойду, еще дела есть. (Не выдержал, гад, даже десяти минут. Оправдал себя тем, что слишком крепко на дедовой половине настоялся запах мочи.)

Пошуровал в печке и подумал: почему предложить горячей картошки деду даже в голову никогда не приходило? Так он же ел недоступные нам деликатесы – творожные сырки и сосиски. Они лежали на полочке в холодных сенях. Несытым своим оком иногда я на них поглядывал и спартански проходил мимо. Вот и сейчас, мужественно пройдя мимо, зашел в нашу комнату и наконец-то завалился на диван. Я снова задрал ноги на бок печки. Теперь этот бок был теплый и хорошо снимал усталость. Вполне довольный Барсик (хотя кто знает, что нужно здоровенному рыжему коту для полного счастья?) сидел, еле умещаясь, на подоконнике и громко мурчал.