Стивен Роули: Лили и осьминог

– Недавно я потерял того, кто был мне очень дорог, – еще несколько раз проведя ложкой в пустом стакане, я отставляю его в сторону и смотрю на Байрона в упор. – Даже не знаю, как сказать… но я чувствую, что сегодня она здесь. С нами. Ты, я, она – три сердца. Как у осьминога, – я пожимаю плечами.

На его месте я бы удрал. Надо же было ляпнуть такую нелепую и жуткую чушь. Я бросился бы наутек и успокоился бы, лишь забившись в постель у себя дома, с пинтой мороженого, предварительно удалив свой профиль со всех сайтов знакомств, на которых когда-либо регистрировался.

Может, дело в импровизации. Или в том, что это не просто чушь, а правда. Или же в том, что я наконец-то нашел его, своего близкого человека. Но Байрон встает и подает мне руку.

– Давай-ка пройдемся, и ты расскажешь мне о ней.

Осторожное развязывание шнурка .

Мне требуется целая минута, чтобы решить, смогу ли я, и наконец я решаю, что смогу, выбрасываю наши стаканчики из-под йогурта, вкладываю ладонь в его ладонь, и она такая мягкая и теплая, и вместо неловкой возни наши пальцы сплетаются разом, как магнит и металл, словно мы всю жизнь ходили за руку. Мы опять касаемся друг друга.

– Можно было бы прихватить что-нибудь попить вон там, впереди, – предлагаю я.

– Как насчет чая со льдом? – спрашивает Байрон. – Я вообще-то не пью.

Если бы он только знал, как это здорово!

– Чай со льдом будет в самый раз.

Байрон улыбается. Его глаза все еще синие, на этот раз – как небо. Небо с облачком-таксой. Я вспоминаю один из закатов, которыми любовался с борта «Рыбачить не вредно», когда нерешительно признался Лили, что хотел бы снова полюбить. Как эти слова вырвались у меня и вызвали чувство вины. Как сами по себе они говорили о том, что будет уже после Лили. И вспоминаю ее простой ответ.

– Полюбишь, – сказала Лили.

Мы идем.

Я начинаю рассказ.

– Мы познакомились на ферме за городом, когда ей было всего двенадцать недель от роду. Она была ласковой и доброй, а хозяйка считала ее заморышем. Ее отца звали Цезарь, а маму – Веник-Пук.

Байрон дважды пожимает мне руку: он ценит шутки.

Я начинаю историю Лили.

НАЧИНАЕШЬ! ИСТОРИЮ! ОБО! МНЕ!

24 марта 2015 г.

Ночь выдалась долгой, ни один из нас не спал. Шел июль, было жарко, мы оба потели. Точнее, я потел, а она задыхалась, вывалив язык. В предрассветных сумерках моя собака Лили, которую я растил с двенадцати недельного возраста до момента появления седины под подбородком, посмотрела на меня и объявила, что сдается. Опухоль в мозге, которая вызывала у нее все более изнурительные судороги, победила.

А потом были шесть месяцев сдерживания чувств, злости и депрессии. Пока я рос, в моей семье сменилось пять собак. Все они умерли. Одни от старости, другие от болезней, одну сбила машина. Но ни одна из них так не мучалась. Друзья не скупились на утешения. Они старались как лучше, но их слова не действовали. Многие читали мне стихи про Радужный мост. «Это место в раю зовут «Радужный мост»… все питомцы, кто болен и стар уже был, поправляются там, снова полные сил…» Такая сентиментальщина. Автор неизвестен . Тем лучше – а то я бы не выдержал, сорвался и поколотил бы его. Не нужны мне все эти радуги и леденцы на палочках, мне требовалось разрешение скорбеть, а точнее – скорбеть по собаке.

Как раз в тот период работа перестала приносить мне удовлетворение. Моя карьера сценариста, когда-то многообещающая, застопорилась. Для того, чтобы зарабатывать на жизнь, я устроился в юридическую компанию, специализирующуюся на праве в сфере СМИ. Юридическую компанию я выбрал именно потому, что у меня НЕТ юридического образования. Я рассуждал так: работая там, где повышения не предвидится, я сосредоточусь на своей основной профессии и карьере писателя. Возможно, теоретически мысль была неплохой, но вскоре выяснилось, что меня она деморализует. Большую часть времени я тратил на составление и правку контрактов других творческих личностей, чьи мечты уже сбылись. И полностью бросил писать.

Через шесть месяцев после смерти Лили я сел и в попытке преодолеть писательский кризис набросал пару счастливых воспоминаний о моей собаке. О том, как мы ели вместе. Как дремали. Какие разговоры вели. Каких парней считали симпатичными. Глупые воспоминания. Странные воспоминания. Душераздирающие воспоминания. Они сложились в рассказ «Осьминог». Он был далек от совершенства, но по крайней мере, я снова писал. Я показал его человеку, с которым как раз начал встречаться. Он сказал: «Здорово! А теперь садись писать вторую главу».