Стивен Роули - Лили и осьминог

– Печеньку?

Мгновение она гневно смотрит на меня в упор, потом ее лицо смягчается, она лезет в пакет и достает шоколадную печеньку с шоколадными же крошками.

– Какого черта?..

– Да ладно вам, Дженни. Вы не хуже меня знаете, что это лженаука.

Дженни откусывает печенье и кладет остальное на колени.

– Вкусные, – она тянется за брошенными карточками и складывает их по порядку. – Тест Роршаха не выдерживает критики, если применяется с определенными целями, и все-таки это неплохой инструмент для выявления тревожности, – она смотрит мне в глаза. – И враждебности.

– Он ослепил ее, – выпаливаю я. Это означает: само собой, я встревожен, конечно же, я настроен враждебно ! Но стоило мне только открыть рот, как вырвалось то, что вырвалось.

– Лили? Кто «он»?

Я стучу пальцем по первой карточке в стопке.

– Мне надо действовать, и немедленно, а решений нет, по крайней мере, медицинских, и с каждым часом я все сильнее ненавижу себя за то, что я такой никчемный и беспомощный, и за то, что угодил, как в ловушку, в кокон, который сплел осьминог.

– А немедицинские решения у вас есть?

Я пожимаю плечами. Помню, как я готовился к этому вопросу, но ни один из возможных ответов меня не устроил. Любовь? Ароматизированные масла? Молитвы?

– Теоретически, – продолжает Дженни, – коконы не обязательно означают ловушки. Они могут быть олицетворением роста, преображения, метаморфозы.

Мне вспоминается собственное двойное отражение, которое я видел во дворе у Трента. Я лезу в пакет за очередным печеньем, но вытаскиваю пустую руку и вместо этого мну пакет, крошу оставшееся печенье в кулаке и бросаю всю эту мешанину на пол.

К чести Дженни надо отметить, что она и ухом не ведет.

– Может, переберем эти карточки еще раз? На этот раз вы скажете мне, что видите на самом деле, и мы попробуем разобраться в вашем эмоциональном функционировании и предпочтительных реакциях.

Не разрывая зрительного контакта, она тянется к стопке карточек. Мы решительно смотрим друг другу в глаза.

Я скажу Дженни все, что она хочет услышать; у меня больше нет времени, чтобы тратить его на споры с ней. Этот час мне нужен для других дел. Все мои часы нужны для других целей. Чтобы гнев пустил корни в моем коконе.

Может, эта метафора и стара, но сейчас ее главная мысль бесспорна:

Чтобы победить врага, я должен стать им .

Я смотрю на пакет с печеньем – он лопнул, на ковер высыпались крошки.

Грядут большие перемены.

Я объезжаю четыре магазина, прежде чем нахожу надувных акул, которые меня устраивают. Покупаю шесть штук, хотя они и не совсем такие, как я себе представлял. По обе стороны от спинного плавника у них две ручки – наверное, чтобы детям было за что держаться, сидя у акулы на спине. Ротовые отверстия раскрашены красным – там, где полагается быть оскаленным зубам: видимо, это должно указывать, что они жаждут крови, но выглядят акулы так, словно накрасили губы помадой (если у них вообще есть губы). Зато размер у них подходящий, значит, для моей цели годятся.

Когда я возвращаюсь домой, Лили спит, поэтому я решаю надуть акул в заднем дворе. На жаре надувать их нелегко, одну я надуваю полностью, вторую – отчасти, и вдруг у меня кружится голова, нападает неуверенность и желание присесть. Я смотрю на акул: одна наготове, другая обмякла, как проблемная эрекция, или так, будто у нее паралич, и я вдруг думаю, что они очень понравились бы Лили в дни ее молодости. Она с удовольствием растерзала бы их, как терзала и в конечном счете уничтожала все свои игрушки, кроме красного мячика. Когда она была еще щенком, жена моего отца подарила ей плюшевую обезьянку с непомерно длинными оранжевыми руками. Однажды я заметил, что одна из этих рук бесследно исчезла. Я перерыл весь дом, искал повсюду, но руку так и не нашел. Лишь на следующий день, когда я выгуливал Лили в компании друга, состоялось эффектное возвращение руки.

– Господи, что с твоей собакой?!

Обернувшись, я увидел, что Лили сидит скорчившись, как она обычно делает, а оранжевая обезьянья кисть, а затем и вся рука выходят из нее, словно при зондировании наоборот.

– А-а. Бывает, – соврал я, наклоняясь, чтобы пластиковым пакетом выдернуть из нее остальное – как фокусник, показывающий самый противный в мире фокус с носовым платком.

В тесной подвальной кладовке я нахожу старый велосипедный насос, принадлежащий хозяину дома, и после нескольких неудачных попыток все-таки надуваю остальных акул. Закончив, я расставляю полукругом моих новых грозных друзей, как будто на самом странном чаепитии по эту сторону Страны чудес.