Стивен Роули - Лили и осьминог

– Игрушки для бассейна. Где ты их покупаешь?

– Там, в Вентуре, – он переворачивается на спину. – А я думал, ты попить сделаешь.

– Как думаешь, там есть акулы?

– Акулы?!

– Надувные акулы.

Трент на минуту задумывается.

– Там есть… дельфины.

Я обдумываю ответ. Дельфины не годятся. На дельфинов осьминог не купится.

– Мне надо, чтобы у них был угрожающий вид. Чтобы они были акулами.

– Подрисуй им зубы.

– Не только зубы, но и дыхала.

– Зачем они тебе?

– Для осьминога.

Трент привстает на локтях, наощупь отыскивает темные очки и водружает их обратно на нос. И смотрит на меня.

– Ты этой твари еще подарки покупаешь?

– Не подарки. Помехи. Осьминоги боятся акул.

– Правда?

Трент трясет головой и дико машет руками в воздухе. Он боится пчел и часто отмахивается, даже когда я не вижу поблизости ни одной пчелы.

– Проехали. Схожу нам за выпивкой.

Я забираю его стакан вместе с моим и направляюсь на кухню. Бетонная площадка у бассейна раскалилась, я иду быстро, чтобы не обжечь ступни. Перед тем, как шагнуть через порог, я замечаю свое отражение в раздвижной застекленной двери и застываю, как вкопанный. Чувствую, как раскаленный бетон жжет подошвы, но мне все равно. Под действием солнца и алкоголя глаза воспринимают мое отражение как нечто туманное и расплывчатое. Но несмотря на нечеткость моего отраженного двойника, я замечаю явную резкость черт лица и общую всклокоченность вида. Прищуриваюсь и отступаю на шаг. Теперь отражение почти двоится. Вместо двух рук и двух ног у меня четыре руки и четыре ноги. Восемь .

Я сам себя не узнаю.

Я становлюсь жестче и злее, я дичаю.

Я превращаюсь в осьминога.

Я засовываю руку в бумажный пакет с шестью печеньками и тремя салфетками, достаю печенье с карамельками и шоколадной крошкой и кусаю. Печенька теплая, потому что недавно вынута в булочной из духовки – или потому, что лежала у меня в машине на приборной доске, но мне без разницы. Я знаю только одно: если уж приходится проводить очередную пятницу в этом сливочно-масляном аду, буду есть печенье, и побольше.

Дженни я не угощаю.

– Что это? – я скептически таращусь на стопку довольно больших карточек в руках Дженни.

– Я тут подумала, что мы могли бы попробовать сегодня что-нибудь новое.

– Не люблю новое.

Не прямо сейчас и уж конечно, не в компании Дженни.

Она кивает, но продолжает стоять на своем. По размеру и форме ее карточки напоминают мне открытки, по которым мы с Мередит часто вышивали в детстве. Многие игрушки Мередит нравились мне гораздо больше собственных, особенно плюшевые зверята и всякое рукоделие. Однажды на Рождество ей подарили набор, чтобы делать пальчиковые куклы, и она просто отдала его мне. Сейчас мне не помешала бы одна из этих кукол – я не прочь показать один конкретный палец Дженни.

– Знаете тест Роршаха?

– Кто же его не знает?

– Это значит «да»?

Черт подери, Дженни. Я снова откусываю печенье, набиваю им полный рот.

– Чернильные кляксы.

– Вы когда-нибудь проходили его?

– Нет. И не понимаю, зачем мне его проходить сейчас.

– Он поможет мне разобраться в вашем эмоциональном функционировании, мыслительных процессах, внутренних конфликтах, понять, нет ли у вас каких-нибудь скрытых расстройств мышления…

– Вроде убежденности, что у моей собаки на голове осьминог? Таких расстройств мышления?

– Этого я не говорила.

– Это вы подразумевали.

– Нет, не подразумевала.

– Все потому, что я показал вам снимок!

Подавшись вперед на стуле, Дженни пытается развеять мое беспокойство бесхитростным жестом, но теряет равновесие и чуть не изображает нечто вроде преклонения колен.

– Я думала, это будет увлекательно.

Я отчетливо сознаю, что произношу следующие слова, как обладатель собственной формы «синдрома замкнутого мирка», и говорю их тому, кто это знает, но все-таки не могу удержаться:

– Вам бы почаще выходить в люди.

Дженни улыбается и довольно лихо стучит карточками об стол – таким жестом крупье в фильме с Джеймсом Бондом мог бы подравнивать колоду, прежде чем снять ее. Но Дженни колоду не снимает, просто протягивает мне верхнюю карту.

– Может, просто начнем?

Держа в зубах огрызок печенья, я стряхиваю с рук крошки, беру карточку, поворачиваю ее сначала влево, потом вправо. Пока что я не понял, с кем сегодня имею дело – со Старой Дженни или с Новой Дженни, – поэтому решаю не спорить. И буквально вижу, как мой воображаемый, более опытный терапевт одобряет мое решение.