Эмманюэль Пиротт - De Profundis

– Братья мои в Смерти, час спасения пробил.

Они встали. Брандон помог лысому подняться на ноги и был вынужден поддерживать его, чтобы выйти во двор. Пока двое раненых хромали к порогу, он завладел ножом и догнал их уже во дворе. Лысый не мог держаться на ногах без помощи и отчаянно цеплялся за плечо Брандона, который грубо его отталкивал. Ангел Смерти уже взял факел, вставленный в кольцо на стене, и готовился поджечь хворост.

Фреди подошел к Брандону, положил ему руку на плечо и, повернув к себе, вонзил нож в сердце. Этот жест он совершал столько раз, что он стал для него таким же естественным, как закрыть дверь. Короткий и точный жест, даровавший слишком легкое избавление Ангелу Смерти. Тело уже осело на землю, а лысый урод, казалось, даже не замечал, что происходит. Теперь, когда этот человек был целиком в его власти и можно было дать волю кровожадным фантазиям, он вдруг ощутил усталость. Он даровал ему ту же смерть, что и Брандону, и Бритый принял ее почти с облегчением.

Он затоптал несколько загоревшихся веток, отвязал бесчувственную Стеллу и, уложив на диван в гостиной, накрыл одеялом ледяное, несмотря на жару, тельце. Отметина на лбу Стеллы была довольно глубокой, но больше не кровоточила. Лицо девочки было мертвенно-бледным, однако дышала она ровно.

Он тяжело вдохнул, готовясь выйти. Сердце Фреди забилось чаще. Лоб взмок. Сейчас он увидит Роксанну глазами из плоти, глазами Фреди, одержимыми и одновременно тусклыми, как пепел, он коснется ее этой костлявой рукой с выпирающими венами, которая слегка дрожит, безобразной, как мертворожденный птенец. Узнает ли она его? Он бросил думать и спустился с крыльца.

Роксанна устремляет на Фреди взгляд, полный непонимания и опаски. Какую ловушку он готовит? Мозгляк стоит перед ней неподвижно, он только что убил своих спутников, освободил Стеллу и отнес ее в дом. Какая новая блажь овладела его больным умом? Пару секунд она колеблется. Странный огонек мелькнул на миг во впалых глазах щуплого человечка…

Но вот она хватает брошенный на землю нож и, не дрогнув, всаживает его глубоко в живот Фреди, поворачивает, беспощадно терзая плоть.

А ведь он надеялся, когда развязал ее руки, когда коснулся одной из них, ощутил едва уловимое биение учащенного пульса. Надеялся, что она увидит его сквозь это чужое тело. Он наклонился к ее ногам; в поисках узла его палец скользнул по ранке, оставленной веревкой на тонкой коже под щиколоткой. Освободив Роксанну, он выпрямился и устремил взгляд в ее глаза. Почти забыв о своем обличье, он весь ушел в ее созерцание. А потом – получил удар.

Теперь она стоит, оцепенев, над истекающим кровью телом. Роксанне надо двигаться, удостовериться, что двое других мертвы, проведать дочь. Ей надо делать те жесты выживания, о которых она думает неотступно, с тех пор как негодяи пришли к ней. Но что-то удерживает ее в плену глаз лежащего на земле мужчины, уже затуманенных агонией. В сумраке, слабо освещенном лунным светом, эти глаза что-то ей говорят, и выражают они нечто иное, не ненависть, которую она ожидала в них увидеть.

И внезапно она понимает.

Роксанна берет его лицо в ладони. Она говорит с ним, просит прощения, умоляет его остаться, не покидать ее. Но глаза, блестящие мучительной нежностью, вскоре становятся неподвижными и остекленевшими и, оторвавшись от нее, устремляются в пустоту.

Он смотрит, как Роксанна, плача, тормошит тело. Ему хочется ей сказать, что она совершила то, что должно. Ибо он не хочет тела Фреди, этих сухих и тощих членов, искореженных трансами; ему омерзительна эта оболочка, одержимая фантазмами, с чужим, не его опытом. Тело не может быть сменным вместилищем души. Сосудом, лишенным памяти. Природа души не так радикально чужда материи, в которой она воплощена.

Один молодой еврей, которого он встретил в Вормсе, сказал ему, что нет еврейского слова для «тела»; плоть и душа едины в живом существе. Плоть – одно целое с живущим в ней духом, она не предшествует ему и его не переживает. Эта концепция покорила его до глубины души; он даже крепко верил в нее в конце своей жизни. Но его это, наверно, не касалось, коль скоро он оказался здесь и влачит свою бедную душу, нагую и печальную, сквозь вечность…

Джеки умер; Роксанна отвязала его и уложила рядом с трупом Фреди. Стеллу она устроила в своей кровати. Девочка металась, судорожно дрожа, и Роксанна ласкала ее, силясь успокоить. Она была еще неловка, не знала, как дотронуться до ребенка, как обнять, какими ласками угомонить. Но Стелла прижалась к ее груди и уснула, наполнив ее покоем и безмятежностью, которых она сама не могла ей дать. Роксанна вышла из спальни и легла на кровать дочери. Ей надо было побыть одной.