Мадлен Тьен - Не говори, что у нас ничего нет

— Мам, ты новый экземпляр переписываешь? — спросила Чжу Ли.

— Сегодня утром я его наконец закончила.

Мать нарисовала на самой большой карте расширяющийся круг.

— Лагерь, в котором сидел твой отец, был тут, — сказала Завиток, — но если он вернулся в провинцию Ганьсу, думаю, он этого района избегал бы…

Чжу Ли никак не удавалось проследить за маршрутами, которые чертила мать. Они пересекались и перекрывали друг друга, как свитые веточки птичьего гнезда.

— Так что искать я начну отсюда, — заключила мать. И кончик ее пальца замер на незачерченном месте.

Чжу Ли хотелось взять хрупкую руку матери, оторвать ее от карты и укрыть в своей. Хотелось взять карту и сжечь ее в печке.

— И как ты это сделаешь? — тихо сказала она.

— Мы с твоей тетей поедем вместе. В юности мы всю страну исходили.

— Времена уже другие.

— Это правда. Тогда была война с японцами, голод, а потом националисты разбомбили Желтую реку, и случилось ужасное наводнение…

— Я не это имела в виду, — сказала Чжу Ли. — Бабки по соседству будут болтать, и люди из общественной безопасности снова вынесут дверь. Они скажут, что ты пособница осужденного правого уклониста. А потом что?

Она хотела сказать, но не сказала: «Да как ты смеешь даже думать о том, чтобы снова меня покинуть? Я что, ничего не значу? Хоть что-то в тебе осталось для меня, а не для него?»

— Большая Матушка будет преподавать в провинции Ганьсу новую революционную оперу, — сказала Завиток. — Она руководитель Ансамбля песни и танца и устроила так, чтобы я ее сопровождала. Она уже рассказала соседям, что займется возвращением меня к жизни в обществе. И сказала им, что, стоит мне несколько недель пожить в мазанке в Ганьсу, как я искуплю свои проступки и глупости юности.

Мать нерешительно протянула руку и коснулась кончиков длинных волос Чжу Ли. Глаза ее смотрели прямо и спокойно.

— Глупенькая моя, — мягко, поддразнивая, сказала она, — я уже побывала на краю света и вернулась. А это всего-то маленькая поездка.

Серая блузка и штаны матери были выглажены и чисты, пристойны и непритязательны, и все же выражение ее глаз не имело ничего общего с покорностью и пристойностью. Никакого смирения — блестят, как острый нож в воде. Ее мать, подумала Чжу Ли, точно в знаменитой пословице: в бедствиях процветает, в сытости чахнет.

— Мам, — сказала Чжу Ли, — пожалуйста, разреши мне поехать с вами! — Еще только произнося это, она понимала, что не хочет никуда уезжать. — Большая Матушка ведь может это устроить, правда?

Мать промолчала, словно такую мысль и выслушивать не стоило.

Вместо этого Завиток взяла собственноручно переписанную семнадцатую главу романа о Да Вэе и принялась листать ее, словно вечернюю газету. С остальных глав, сказала она, она тоже снимет копию, каждую переплетет в отдельную тетрадь, всего тридцать одна тетрадка. Но в каждой будет самую малость поправлен текст и добавлена дата переписывания. Они воспользуются тем же шифром, что и первоначальный автор, вкладывая места и информацию в имена Да Вэя и Четвертого Мая — улики, что были значимы лишь для отца Чжу Ли, изменения, которые он тут же опознает как не имеющие отношения к первоначальной Книге записей.

— А какое место? — спросила Чжу Ли. — Сюда ему приезжать опасно.

Мать все продумала. Место принадлежало третьему лицу, госпоже Достоевской, которую партия воскресила к жизни и которая жила теперь в провинции Ганьсу и работала в оранжерее.

— Она дала оранжерее чудесное название, — сказала мать. — Зовет ее «Записки из подполья». И вот меня вдруг и посетила мысль. Я вспомнила, как Да Вэй слал своей возлюбленной послания в эфире, на публичных радиоволнах. Спрятаться у всех на виду. Мы с Большой Матушкой будем по дороге продолжать переписывать и распространим копии по всему северо-западу. Она уже распечатала в консерватории дюжину копий семнадцатой главы, это любимая глава твоего отца. Вэнь может пять дней не есть, но мимо отдела художественной литературы в книжном ему не пройти. Видишь, мы дату добавили? Как только твой отец ее увидит, он сразу поймет, что послание не от автора. Что оно может быть только от нас.

Чжу Ли обняла мать. Та обняла ее в ответ, но руки ее были легки, как крылья.

— Мам, вы когда уезжаете? — спросила она.

— Завтра утром.

Чжу Ли еще крепче обняла мать. Она помнила домик, который был у них в Биньпае, и тайное подземное хранилище, полное книг и музыкальных инструментов. Она влезла в него как в волшебное королевство и тем самым навсегда изменила жизни своих родителей. Интересно, существуют ли еще такие подземелья, подумала она. Если она найдет еще одно, войдет ли она снова внутрь?