Франтишек Ставинога - Солнечный день

Под притолокой пришлось согнуться. Он не сразу разглядел в темном хлеву пустое стойло, где раньше были волы. Сейчас там прел старый слежавшийся навоз да у желобов уныло висели цепи. В коровнике вместо восьми, как когда-то, лежали две коровенки. Потревоженные приходом паренька, они, отдуваясь, поднялись. На брюхе и ногах — лепешки засохшего навоза. Паренек погладил корову по спине, но это прикосновение не вызвало никаких воспоминаний.

«Корова, — подумал он, — обыкновенная глупая корова».

Зловоние неубранного и непроветренного хлева в этот знойный летний день было неприятным.

— Кто тут?

Паренек стремительно обернулся.

В дверях стоял мужик с вилами в руках.

— Это я, — ответил паренек. — Я — Вашек.

— Черт! — воскликнул изумленный мужик. — Вашек… та-ак. — Он близоруко прищурил глаза. — Поглядеть пришел… вот оно что. Это ты правильно удумал. А я решил, что опять они… загонять в кооператив… вот. Мое добро понадобилось этим оборванцам… Я у ворот велосипед увидал…

Мужик, продолжая говорить, вышел из хлева. Паренек шагал следом.

— С землей, это… уже не управляюсь. Сам видишь, — бормотал мужик, словно бы извиняясь перед мальчишкой. — Волов пришлось продать… вот так-то. Коровы плохо доились… поставки не справлял… Ничего уже не поспеваю. Ян в сорок шестом помер… весной. Мы его в сарае нашли… Это что, твой велосипед?

— Мой, — сказал паренек. И вдруг что-то озарило его, и он переместил партийный значок с внутренней стороны отворота на внешнюю.

— Значит, велосипед купил… так-то… — бормотал мужик. — Ян в сорок шестом помер… весной… Все там будем… Сам уже не управляюсь. Баба моя тоже прихварывает… так. — При свете яркого дня он принялся разглядывать паренька. — Из тебя уже мужик вымахал, — сказал он. — И одежа хорошая… справная. — И вдруг уперся старческими слезящимися глазами в отворот его пиджака. — Ты что… к ним подался?

— Да, — ответил парень.

Мужик застыл на месте, его лицо, заросшее седой щетиной, посинело.

— Ах ты, пащенок, — перемогаясь, просипел он, — пащенок… И после этого ты прешься ко мне в дом?

Он схватил вилы, которые поставил было к дверям хлева, и пошел на парня.

Парень, не торопясь, сдавил ему руку. С минуту они стояли, уставившись друг другу в глаза. У мужика они выражали растерянность, сознание своей немощности, проигрыша. Паренек смотрел и удивлялся, как он мог еще минуту назад, глядя с холма на дом, вспоминать, что когда-то боялся этого выжившего из ума старика с неестественно выпирающим животом.

Мужик бросил вилы. Они зазвенели, стукнувшись о растрескавшиеся от мороза плитки двора. Паренек поднял вилы и незабытым движением всадил в кучу навоза, подняв стаи зеленых мух.

Потом схватил свой велосипед, разбежался и, оттолкнувшись, вскочил в седло.

Он покатил совсем не в ту сторону, где находилась Болденка и его интернат, но этого даже не заметил.

Быть может, он размышлял, как незаметно вернуть директору интерната партийный значок.

Или о том, что зря возвращался сюда.

Не всегда нужно возвращаться в прошлое.

Каждый человек с чего-то начинает. Начинают ученые и певцы. И даже известные всему миру спортсмены и гроссмейстеры начинают. Эйнштейн, между прочим, когда-то тоже был начинающим и не мог одолеть таблицу умножения. И, между прочим, Шаляпин, как это вам ни покажется невероятным, в колыбели лишь слабо попискивал. За примером не надо далеко ходить: хотя мне стукнуло уже пятьдесят, в рецензиях не слишком информированных критиков я представлен пусть и подающим надежды, но чересчур молодым, начинающим писателем.

Мне, честно говоря, подобные оговорки малоприятны, однако приходится принимать их безропотно. Иначе я бы их, несомненно, дезавуировал.

Я был начинающим сыном и стал начинающим отцом. Начинания в качестве сына стерлись в моей памяти. И потому я чувствую себя более компетентным в роли начинающего отца.

Выучиться на отца загодя практически невозможно. Любой мужчина, который попросил бы у проходящей мимо мамы с коляской хоть на несколько дней одолжить ему младенца, чтобы отработать приемы кормления, купания и баюкания вышеуказанного дитяти, наткнулся бы на крайнее недоверие. Я не исключаю возможности, что театр действий он покинул бы в сопровождении сотрудника милиции как предполагаемый похититель детей.

Каждая мамаша неутомимо и бдительно стережет колясочку с ребенком до той минуты, пока не встретит другую мамашу. Тут наступает живой обмен опытом, информацией и восторженной похвальбой, и это предоставляет младенцу широкие возможности: от полета из коляски вниз с откоса до права быть похищенным чужеземцем в плаще с капюшоном. Учтивому, прилично одетому и трезвому гражданину ни одна мамаша свое дитя не доверит. Поэтому не остается ничего иного, как ринуться в отцовство без специальной подготовки и плыть по течению как бог велит.