Валик отпустил Ленкину руку, подошел к проволокам сбоку, нагнулся, что-то делая.
— Куртку не порви, — сказал вполголоса. Ленка послушно запахнула расстегнутую курточку, туго-туго, чтоб нигде не торчала. Нырнула в дыру, оставляя за проволокой тихое громыхание гальки, и выпрямилась, ступив на тихие доски, такие старые, что они подавались под ногами.
— Вниз смотри, дырявое все.
Она шла следом, внимательно глядя на черные линии и между ними — посеребренное дрожание воды. А вокруг не смотрела, потому что за пределами пирса вода светила очень ярко и Ленка боялась после блеска не увидеть досок, и угодить ногой в трещину.
— Руку дай.
— Я сама…
— Дай говорю! — он поймал ее ладонь, легко, но крепко, и потянул, идя по узкой черной доске с самого края. Ленка шла по такой же, рядом. Три шага, за ними еще маленький четвертый. Снизу плескало, доска покачивалась, прогибаясь.
— Все, — сказал, делая пятый шаг уже на самом конце, плотно устланном досочным полотном, крепким, без щелей. Тут гулял свежий ветерок, и серебристая ночная вода обступила их со всех сторон.
Почти со всех, поправилась Ленка, подходя следом за мальчиком к будочке, которая скворечником, торчала вверху, опираясь на перекрестья металлических планок.
— Избушка, — Ленка задрала голову к еле видной хлипкой лесенке.
— На курьих ножках, — согласился Валик, — сюда не ходит никто, потому что закрыто, ну и еще видишь, дырки всякие.
— Уж вижу. Туда лезем?
Она взялась руками за старое железо, с которого сыпались колючие хлопья ржавчины и полезла следом за мальчиком, осторожно переставляя ноги в вельветовых штанах и старых полукедах — Валик заставил ее переодеться.
Внутри будка была размером с игрушечный домик на детской площадке, но в длинных оконцах смутно светили стекла, и сами окна были просторными, так что вместо стен — почти одни угловые столбы. У домика было два входа, в один они почти заползли, и, выпрямляясь, встали напротив второго, который распахивался в сторону моря.
— Ох, — сказала Ленка, делая шаг и еще один, очень медленно, нащупывая подошвой пол, который, казалось, летел над серебряной лунной водой, охваченной с обеих сторон черными руками гор, — вот это… да…
— Тут крепко, — сказал Валик откуда-то снизу, — ты ходи, не бойся.
В углу засветило, красный прыгучий огонек обрисовал лицо и упавшие на лоб темные волосы. Ленка повернулась от серебра. И засмеялась. Валик сидел, согнув коленки, на ворохе сетей, прикрытых клетчатым одеялом. В жестяной плошке косилась длинная свеча, кидала узкий блик на темное стекло высокой бутылки.
Поднялась рука, отбрасывая на стенку черную тень.
— Без десяти. Только стакан вот один. Зато конфеты есть. Ну, кружка. То есть… вместо стакана.
Опустил руку и черная тень, сламываясь, взяла с дощатого пола пузатую тень кружки.
— Валька, ну ты герой, — Ленка присела рядом, распахивая куртку, — куда тебе шампанское, ты же дите еще! Где взял, спрашивается? И Веронику твою жалко, подведешь ведь.
— Ну, прям короб всего сказала, — Валик сунул ей кружку, перламутровую, с лупоглазым зайцем на боку, — я полстакана всего. Думаешь, я вина, что ли, не пил никогда? Мне пятнадцать скоро! Между прочим, хорошее виноградное вино народные целители советуют. Всякие там. А обратно мы нескоро ж еще.
— Ладно, — сказала Ленка, вытягивая ноги, — раз полстакана. Раз целители. Раз всякие. Раз пятнадцать…
— Ну, ты, Малая!
Ленка поставила кружку и отняла у Панча тяжелую бутылку:
— Дай. Я умею.
Он подносил запястье к пламени свечки, сторожа время. Ленка крутила непослушные проволочки на пробке. Плескала внизу и по сторонам вода, слышная через распахнутые двери, и протекал от моря к берегу тонкий прохладный ветерок, трогая колени и лица. Сильно пахло морской травой, солью, мандариновой коркой от кулька с конфетами и с берега приносило резкий и свежий аромат хвои.
— Пять минут, — предупредил Валик. Огонь сверкнул в круглом циферблате.
— Да услышим, — кивнула Ленка, держа в кулаке горлышко с щекотной пробкой, которая шевелилась, пытаясь вытолкнуться, — там телевизоры, вон у кого-то музыка, куранты будут слышны.
— Лен? — Валик потянулся и, расправив еще одно одеяло, кинул его на колени. Прислонился плечом:
— Тут желания загадывают. Ну, то есть мы должны. Я так придумал. И они тогда сбудутся. Такой мой тебе подарок. Ничего?
— Что такой подарок? Валик, это самый лучший. Да. Сейчас загадаем.
Панч кашлянул. Он уже не смотрел на часы, и на Ленку не смотрел тоже.
Читать дальше