Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

А она шла и шла, мелькали в такт голые коленки, двигались бедра в коротких обкромсанных шортах, блестели глаза и ярко цветились пухлые губы в щедрой помаде. И вокруг пылающего лица, по плечам, закрывая половину спины — почти до самой талии — облако золотисто-белых волос, мелкими колечками, водопадом, просвеченным цветными огнями.

Мальчик стоял, опустив руки, а все смотрели. И, кинув куртку к стене, подойдя почти вплотную, подняла к нему лицо, взметнулись вверх руки, топыря короткие клетчатые рукавчики, топнула нога и ушло в сторону круглое бедро в джинсовой шортине.

Повторяли женские голоса, помогая танцевать.

И она танцевала. В шаге от Панча, поднимая над головой тонкие руки, сплетала пальцы, встряхивая — расплетала, соединяя кончики пальцев. И под облаком волос, под замкнутым в себе лицом с прикрытыми глазами и полуоткрытым ртом — двигались плечи, изгибалась талия, вытягивалась нога, становясь на носок и выгибая за собой все тело, а после возвращая его обратно.

Валик не видел, что в самом центре толпы, на полукруге расступившихся фигур стоит давешний Лысый и рядом дружбан его Марчик, и у обоих чернеют раскрытые рты, а глаза стали круглыми, как пуговицы. И лица такие смешные, что он наверняка засмеялся бы. Если бы видел.

Но Ленка Малая танцевала для него. И была такой красивой, такой — совершенно не отсюда, что никуда больше он не смотрел.

Дискотечные взрослые девчонки проговаривали последние слова развеселой песенки, специально созданной, чтоб не стоять на месте, чтоб танцевать. Но если бы Ленка Малая открыла глаза и огляделась, то увидела бы — никто не танцует, только она. И, наверное, испугалась бы, сбилась с ритма, споткнулась. Но она не смотрела, она была занята. Танцевала, зная, что песня кончается и нельзя ойкнуть, смешаться, — не за тем шла через полный зал, нарушая детскую клятву обиды и страха. А шла — за победой.

В последний раз повторили солистки. И умолкли.

Ленка твердо поставила ногу, впечатывая в пол каблук. Опустила руки, тяжело дыша. На секунду ей показалось — упадет. Но в шевелении, удивленных и восхищенных возгласах и шепотах Валик протянул руки, шагнув ближе, и тут же началась музыка, будто ждала этого его шага.

Ленка качнулась, улыбаясь, кивнула и приняла руки мальчика — одну к своей ладони, а другую — поверх талии.

Медленно поворачиваясь на слабых ногах, подняла лицо к его, опущенному, внимательному.

— Шесть… да?

— Что?

— Шесть с половиной минут. Штрафной «Отель Калифорния».

Засмеялась, поняв, эту шутку не говорила ему, писала, а вот кажется, что написанное уже сказано, будто они вместе болтали.

— Я говорю… Я потом скажу. Песня. Шесть с половиной. Минут. Фу, Панч. Я так боялась.

— Не. Ты танцевала.

Мимо ее глаз плыли чьи-то лица. И вдалеке — серьезное лицо главврача Вероники Павловны, и еще незнакомые. И вдруг — ошарашенный взгляд Лысого — на нее, а потом на Валика. Угу, подумала Ленка, смотри-смотри, козел. Придвинулась, опуская голову на плечо мальчика. Видя себя и его глазами парней — вот какая, откуда ни возьмись, появилась для Панча девушка, у вас козлов никогда таких не будет. А если и будет, то никогда сама — так вот, голову на плечо. И только с ним. Здорово, что сразу после ее танца заиграл «Отель Калифорния», как раз насмотрятся.

— Лен? — он говорил, трогая теплыми губами ее горячее ухо, — я беру твою куртку, сейчас.

— Да?

Музыка кончалась и никак не могла кончиться, текла и текла, переливалась, как песок из ладони в ладонь, извивалась, как змея в тайных деревьях. Но все же стихала, готовясь заснуть. Не дожидаясь последних аккордов, Панч ступил в сторону, не отпуская ее руки, нагнулся, цепляя с низкой скамейки куртку.

— Бежим!

Они помчались к широким дверям, лавируя между танцующих, а те расступались, провожая их взглядами.

Шаги сыпались по гулкому коридору, к ним прибавился смех.

— Ох, — Ленка стучала каблуками, летя следом за бегущим мальчиком, — да подожди, упаду. Куда мы?

— Кеды возьмем. И потом подарок мой.

— Да! Успеем?

— Еще час целый. Почти. Нормально!

— Да! — закричала она темным деревьям. И засмеялась.

— Да, — смеялся на бегу мальчишка, получивший подарок.

Это был очень старый пирс, вход на него был огорожен столбами с провисшей между ними проволокой, и калитка, железная, сваренная из арматурных прутьев красовалась большим, криво висящим замком. Фонари с набережной кидали на черную воду дрожащие линии света, и далеко слева, над спящим Хамелеоном стояла ослепительно белая маленькая луна, ведя по воде свою, отдельную белую дорожку.