— Нет.
— И я своим тоже не скажу.
Ленка вспомнила трагическое лицо мамы и прямо увидела, как оно исказится от радостной новости, что ее младшая дочь провела каникулы с братом, сыном той самой негодяйки, которая увела ее Сережу, да не удержала. И теперь тянет с бывшего полюбовника деньги. На больного сына.
— Замерзла? — Валик озабоченно завертелся, укрывая Ленке плечи концом одеяла.
Она покачала головой.
— Нормально.
И подумала, что она вдруг прикидывает какое-то будущее, их общее, а может быть, его вовсе и нету. В какой-то книге читала, у женщин так устроены мозги, из мелочи могут выстроить целый замок. Воздушный. А мужчины, было написано там, они думают по-другому. И чего мучить парня унылыми вопросами, а что же будет дальше, и как оно будет. Вот приехала к нему сестра, Ленка Малая, вполне такая яркая девица, умненькая интересная, да еще блондинка с волосами до попы. Значит, есть причины радоваться. А уедет — найдутся другие причины. Потому что он так решил, и он прав. А она старше, пусть всего на два с половиной года, должна быть умнее и поберечь. Так что, молчи, Малая, улыбнешься через десять дней, скажешь, пока-пока, драгоценный братишка, вот тебе адрес, пиши письма, а я тебе буду.
Жизнь, которая ждала ее там, показалась вдруг ворохом старых обоев, валяются, с картинками, но уже ненужные и мешают. И такие сушеные, что на зубах скрип. Можно ли там находить радости, настоящие? Или все они останутся тут, рядом с красивым мальчишкой Валиком Панчем. Который, вот что интересно, вдруг осторожно подумала Ленка, все меньше кажется ей походим на отца. И становится сам по себе. Просто парень. Высокий, с длинными руками, тонкими в запястьях. С красивой шеей и впалыми скулами, с темными глазами. И эти волосы, одна прядка все время падает на щеку, как в кино.
Нельзя. Нельзя это думать… Ленка заворочалась, нащупывая рядом хоть что. Ну что там, кулек или бутылка.
— Мандарин будешь? Один остался.
— Давай напополам.
Она молчала, когда свернули одеяла и шли обратно, уже в тишине, а все голоса стали далекими и вместо них из домов болтали телевизоры. В школу их пустил сторож, и Валик, поманив Ленку, двинулся не в медпункт, а на второй этаж, по сумрачной неуютной лестнице. В темном коридоре лежал на полу квадрат света из открытой двери в кабинет.
Панч постукал костяшками по косяку.
— Вероника Пална? А мы вот, пришли.
Дернул Ленку, выталкивая вперед.
— Видите? Живые, здоровые, и не пьяные даже. У нас была бутылка шампанского, мы ее открыли и вылили в море, чтоб праздник. Для Нептуна. Нет, для Посейдона. Нептун это потом, а Посейдон…
— Валя, умолкни, — Вероника закрыла тетрадь, снимая очки, — ну такой ты болтун. Молодцы. Иди, проведи сестру и в спальню. Я тоже лягу, на кушетке, вас вот ждала.
— С Новым годом, — сказала Ленка.
Та кивнула. Уже в спины спохватилась:
— И не курили? Ай, молодцы. Идите уже.
На пороге темного медпункта Валик замялся. В окно светил высокий фонарь, просвечивая черное кружево иголок и веточек.
— Ты устала, да? А то я могу еще посидеть, у нас в полвосьмого подъем, потому что процедуры.
— Устала, Панч, — ласково соврала Ленка, — иди, а я свалюсь и спать.
— Да, — сказал он, не двигаясь.
— Мне тоже рано вставать, а то придет же дежурная. А я тут, валяюсь.
— Да… — он продолжал стоять, высокий, с еле видным бледным лицом и широкими ссутуленными плечами.
Ленка подумала, что сейчас закричит. Или стукнет его кулаком с зажатым в нем плоским ключиком. Валик качнулся ближе, беря ее за плечи. И поцеловал в уголок приоткрытого рта, тыкнулся неловко, проведя губами по щеке, и — не отпустил, стоял, тепло дыша и прижимая губы к ее запрокинутому лицу.
В голове Ленки ударили те самые куранты, мерно отбивая общее время. Один могучий удар, входя в мозг, упадая в горло, протекал дальше, вибрируя и рассыпаясь на мелкие теплые камушки-гальки, укатывался в кончики пальцев. А следом уже второй, шел, как делают это волны, набегая одна на другую и не догоняя. И третий.
Вдруг заболел затылок, далекий, ударился о стену, не сильно, и не быстро, но как-то же надо было оторваться. И рука неловко завернута за спину, потому что надо повернуться, а непонятно, что тут где. Темно и все непривычное. Все, кроме высокой фигуры Панча, который так и остался стоять, чуть согнувшись, потому что он выше, чем Ленка Малая.
По дороге к кушетке Ленка чуть не уронила шкафчик, тот обрадованно зазвенел всеми своими полочками и дверцами. И, наконец, села, вцепляясь потными руками в холодную клеенку. Сглотнула и сказала хриплым, но бодрым голосом:
Читать дальше