Елена Блонди - Прогулка [СИ]

«Я выросла. Стала взрослой. Красивой» — взгляд следовал за изгибом шеи, осанкой, линией руки.

«Это кончится. Я вырвусь. Сумею. Нет, вырвалась. Сумела!»

Она встала, вернее, вскочила, сжимая кулаки, и взрослая женщина-отражение мгновенно повторила движение девочки. И оно, удвоенное, качнуло мироздание, в котором, отставая на секунду, стало что-то происходить. Кира не очень понимала, что именно. Свет менялся, лампа в коридоре мигала, потом погасла совсем, со стороны балкона грохотало, мелькали по нему какие-то тени, как бывает в бурю, когда предметы теряют свои места, мечутся в поисках новых.

Кира кинулась к шкафу, проводя руками по краю зеркальной створки. Та не поддавалась, запертая. Девочка оглянулась, в бешенстве на помеху, глаза выхватывали из мельтешения предметы и тени. Спинка дивана, ваза у стены, столик черного стекла, тарелки на нем. Гора спящего Миши, который не пошевелился даже.

Что-нибудь. Острое, открыть шкаф.

Она выбежала в коридор, там было совершенно темно. Наощупь добралась к дверям Лоркиной комнаты, но та оказалась закрыта. Кира, сдерживая злые слезы, бегом вернулась на смутный свет из арки, и побежала на балкон. Выскочила, под косые струи ливня, увидела внизу среди поваленных зонтиков в сверкании молний — две большие фигуры. Жорик и Вовчик, наспех одевшись, собирали какое-то свое добро, чтоб унести под навес. Задирали белые в свете молний лица. Жорик увидел Киру и закричал что-то, неслышное, но повелительное, махнул рукой в облепленном рукаве рубашки.

А та, вцепившись в перила, встала крепче, упираясь в скользкий плиточный пол босыми ступнями. Свесилась над мельтешащей пустотой и закричала туда, без слов, одним сердитым, повелительным воплем.

Охранники замерли, поворачивая из стороны в сторону мокрые блестящие лица. Из темноты, перемешанной с грохотом и ревом ветра, с плеском косого дождя, и вспышками режущего света, прибоем накатывали другие странные звуки. Тяжкое дыхание, мощный треск, грохот камней. И вдруг — чей-то рев, а может, это спускался поток с одной из окрестных гор.

Жорик отвернулся и боком побежал под террасу, прикрывая голову руками. Вспышка догнала его. Не белая. Красная, вздулась мгновенно исчезнувшим пузырем, и мужская фигура одновременно с ней качнулась, взмахивая руками. Повалилась, показывая запрокинутое лицо, наполовину в черной тени навеса. Кире виден был рот, открытый черной дыркой. И темное пятно на мокрой рубахе.

Она не успевала разглядеть, что происходило вокруг, потому что взгляд не желал отлипать от упавшего Жорика. Только быстрые тени, какие-то промельки, фигуры. Еще вспышки. За ее спиной на лестнице грохотали шаги, звук съедался раскатом грома и проявлялся снова. Но вдруг после крика, от которого наконец, зашевелился, садясь на постели, толстый Миша Петрович, вертя стриженой головой, вспыхнуло-треснуло уже там. Кира обернулась. В движущемся полумраке увидела, а с лестницы теперь доносился мягкий грохот — там падало что-то, обратно — толстый силуэт Миши в арке. Рука прикрывает голову. Так хорошо видно, целую секунду, впечатанную в сетчатку глаза: рука, голова, дернувшееся массивное тело, ползет вниз, приваливаясь к косяку. И оранжевое пламя вокруг черной картинки. Секунда канула, в комнате воцарился мрак, полный все того же, непрестанного движения ветра и ливня, но они были снаружи, ныряли в проем, колотя о стены изломанные планки жалюзи.

Кире казалось, она попала в кисель. Медленно отрывая ладонь от перил, медленно поворачиваясь, медленно переступила, сдвигаясь в угол балкона, в слепую зону за сдвинутыми стеклами. Встала там, прижимаясь спиной к шершавой стене. Ливень стихал, плеская сбоку, ветер качал за высоким забором кроны деревьев, уже не в полный размах, так что Кире, хотя не видно было, что происходит внутри, стало слышно — кто-то заходил там, отшвыривая стол, звякнула, падая, посуда. Мужской голос выругался невнятно, мигнул фонарик, потом коротко прозвучал смех, отрывисто и деловито сказались еще несколько фраз. И внутри стало пусто.

Ветер по-прежнему шумел, над горами погромыхивала уползающая туда гроза, снизу неясно грохотал прибой. Но это были внешние звуки, а изнутри — ничего. Будто там, где все это время был кто-то, надзирая над ней, сейчас пустота.

Мокрую Киру затрясло. Перед глазами, беспомощно открытыми в мелькающую лунно-тучно-звездную темноту, плыли картинки недавнего прошлого. Уже прошлого, мягко сказал чей-то голос, может быть — ее голос. И она тряхнула головой, закрыла глаза, чтоб избавиться от плывущих картинок.