Елена Блонди - Прогулка [СИ]

У Киры омертвело лицо, будто совершенно чужое, казалось, губы расползлись, а она и не чувствует их. Такими же бесчувственными руками она потянула на грудь простыню, а Миша захохотал тонким голосом, и сказал кому-то, умиляясь:

— Стесняется. Жорка, погляди, стесняется. Ты такого, наверное, сто лет не видел, а?

Жорка ступил на свет из сумрачного угла. И его Кира вспомнила тоже. Один из тех, с широкими плечами, что окружали толстого Мишу. И тогда в феврале, и вчера, это он увидел ее, когда вышла на балкон, ухмыльнулся, салютуя бокалом.

Миша глотнул из стакана, поставил его и, вытирая маленькой рукой потный лоб, распахнул парчовый халат, под которым круглился безволосый живот с наползающей на него рыхлой грудью. Верно определив быстрый Кирин взгляд в нечто смутное, под складкой живота не видимое, сказал наставительно:

— Хозяйство у меня не так чтоб конячье, но ты не волнуйся, котичек. Мои хуи за мной следом ходят. Всегда наготове. Жорик-хуй и Вовка-хуй. Беги давай в туалет, писяй там, помойся. И обратно, в кроватку.

Кира секунду сидела неподвижно, отчаянно желая, чтоб в проеме двери показался Мичи, рассвирепел, увидев вместо одного Миши — еще двоих молчаливых широкоплечих. Обругал толстяка и забрал ее, убежать вместе. Но выражение лица Миши стало меняться. И она встала, прикрываясь скомканной простыней и глазами ища свое платье-тунику.

— Тряпки твои Лорик забрала. Постирать. Так беги. Ну?

«Они его убьют» напомнила себе Кира, не отпуская простыню. Убьют. Если я…

— Вовчик, помоги барышне. Простынь брось! Тоже мне, мадонна цаца. Будто впервой.

Когда Кира прошла рядом, взял ее руку, крепко, но не больно, подвинул к расставленным коленям.

— Димка тебе все объяснил, я в курсе. Будешь хорошей девочкой, послушной, все будет славно. Станешь целку с себя строить, за каждый бзик отработаешь по два раза. Поняла? Так что, одежу не искать, дверей нигде не закрывать. Улыбайся почаще. Меня зови Мишенька. Еще люблю, чтоб барышня кричала и охала. Погромче. И все у нас будет по-человечески. Ты же хочешь, по-человечески?

— Да, — голос не сильно слушался, и Миша нахмурился, качая круглой стриженой головой.

— Да, — повторила, кашлянув, и добавила, — Мишенька.

— Вот! — восхитился тот, выпуская ее руку и отечески шлепая по ягодице, — беги, а то уписяешься тут.

В туалете Кира села на унитаз, беспомощно глядя на массивного Жорика, который встал в проеме, приваливаясь к дверному косяку. И заговорил с теми, в спальне, поглядывая то туда, то на сидящую Киру.

В коридоре хлопнула дверь. Кира вздрогнула. Часы на стене показали — Пешего нет всего-то минут десять. А показалось, прошли сутки. И эти двери. Хлопают, и тут их тоже понавесили. В доме прошлого дверей было в два раза меньше. Только те, в заднем коридоре второго этажа, да запирался внизу главный вход. А вот время тогда тоже бежало неровно, наверное, оно всегда странно себя ведет.

Маленькой Кире, полной желания спасти любимого, неделя казалась не такой уж огромной. Поначалу. Семь дней, повторяла она себе ночью, когда засыпала, а думала, не сможет заснуть. Семь. Это значит, он будет ее…, ну с ней… ну, два раза допустим, она же видела его, толстяк, одышливый, ходит переваливаясь, значит, всего — четырнадцать раз. Число все же пугало, она снова возвращалась к утешительному — семь. Семь дней. Не зная, что Миша вообще почти не будет ее трогать. Для этого у него были Жорик и Вовчик, неутомимые и послушные, как две машины. А Миша сидел в кресле, расставив ноги, смотрел, похохатывая и подсказывая. Иногда вставал, переваливаясь, подходил, чтоб шлепнуть Жорика по мерной спине или сунуть руку во влажное пространство между двух животов.

И первые сутки растянулись на целую вечность.

— Вина ей может? — спросил голый Вовчик, когда в очередной раз Кира упала на влажные от пота простыни, скорчиваясь и прижимая кулаки к животу, — расслабится, чо. Повеселеет.

— С вином любая корова повеселеет, — наставительно произнес Миша Петрович, уже невнятным от выпитого коньяка голосом, — а эта у нас — королева. Так, лапочка? Королевам нажираться не годится. И таблетку какую у Лорика взять — ни-ни.

Он покачал перед голым животом Вовчика толстым пальцем с пухлым кольцом.

— Все естеств… натурально, чтоб. Для памяти. Давайте, ребятки, еще разок, вдвоем, да пора отдыхать.

Бесконечный день милостиво и неспешно завершался поздним вечером, таким прекрасно-летним, с посвистом стрижей за балконной дверью. А Кира уже ничего не чувствовала, пережив и боль, и страхи, и нестерпимое, казалось ей (но — вытерпела) отвращение.