Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Знание о себе помогало ей быть мягче, сговорчивей. Потому что, знала Кира, если совсем уж паршиво станет, ну, как писал Грин в одном из любимых ее рассказов, залепим дырку в кофейнике свежим мякишем и станем жить дальше. Не помирая.

Вот и теперь, услышав снова чьи-то голоса, она наклонилась к оконной сетке. Позвала тихонько, понимая, он уверится в ее неумении жить без его любви (да и ладно):

— Илья?

Но голоса прошли мимо, что-то рассказывая и со смехом перебивая друг друга.

Кира вернулась в коридор, ушла в ванную, тщательно смыла с лица боевую раскраску (тоже мне, богиня с драконами, укорила себя, но рассеянно, не съязвив всерьез), вернулась в комнату, сняла платье, и как была, в одних шелковых трусиках, постелила на узком диване, легла, вытягивая ноги. Убежал и ладно. Помиримся завтра. И Светильде пора уже позвонить, соскучилась по дочкиному контролю.

Все оставляю до утра, приказала себе и заснула, не видя снов.

Илья не пришел и не позвонил. Кира попробовала сама, послушала голос оператора. Ах, отключил, ну и хрен с тобой, золотая рыбка. Поговорив с дочкой, неспешно сделала домашние дела, вторым слоем сознания отпустив поводок воспоминаний на максимальную длину. Маленькая Кира в прошлом обживает свой временный дом. Дом ее взрослого счастья. Сейчас там, знала Кира, одно лишь персиковое счастье с бежевыми подушками низких диванов. Да без краев — постель, в которую ложиться третьей совсем ни к чему. Пока она там полностью в своем счастье, понимала Кира, к ней невозможно достучаться. Если что-то случится, прошлое позовет само, как позвало недавно, сорвав из реальности магазина, где стояла с флаконами шампуня в руках.

К вечеру Кире стало нехорошо. Не от прошлого. Она волновалась за Илью, и просто скучала по его медвежьим шуткам и щенячьей радости. Ужасно обидно, что все так вышло. Если бы поднял трубку, помирились бы.

Тут она вспомнила, как стоял с раскрытой косметичкой. Достала ее и рассмеялась, шевеля пальцами две купюры по пятьсот. Мальчик-то оказался прижимистым. Вытащил практически все, сколько там было, тысяч шесть или семь. Благородно оставив Кире в семь раз меньшую сумму. Конечно, нужно сделать скидку на возраст, пацан совсем, наверняка кинулся все прогулять, завивая горе веревочкой. Но резонный вопрос, если он так вот, йэхх, то почему Кира должна теперь экономить на хлебе? Как будто не она варила ему еду и стирала шмотки!

Скомкав купюры и снова сунув их в кошелек, опять набрала номер и набирала его еще раз десять, сперва желая накричать, снова упрекая, потом просто спросить, к чему это все — вот так. Потом решила предложить помириться, не доводя ситуацию до абсурда.

На одиннадцатый раз набрала другой номер.

— Алло? Олег? Добрый вечер. Как там ваше «под виноградом»?

— Не очень прекрасно, — сокрушенно признался явно обрадованный Пеший, — но я не теряю надежды.

— Я приеду. Завтра. Если в том еще есть…

— Конечно, есть! Кира, вы меня очень обрадовали!

— Только я хочу заранее с вами договориться.

Она держала трубку у скулы, а сама улыбалась. Если он не дурак, там, под виноградом, то конечно, понимающе улыбается тоже. Женщина, которая заранее предупреждает о своей недоступности, чаще всего поддается на ухаживания. Это Кира знала и по себе.

— Я замужем, извините, что напоминаю, вдруг вовсе не в тему. Но все равно. Приеду исключительно обсудить рабочие моменты.

— Согласен!

— И было бы здорово, если б вы носили за мной штатив.

— Э-э… что?

— Штатив, — пояснила Кира, — он тяжелый. Новые места, я буду их снимать. Поможете?

— Всенепременно! Вы поедете утренним?

— Да.

— Езжайте сразу до Коктебеля, — решил Пеший, а за его радостным голосом слышались еще голоса, мирные, ведущие вечернюю беседу (под виноградом, усмехнулась библейской картинке Кира), — я вас встречу и прогуляемся. Потом в Никишино, к нам.

— Под виноград.

— Это самое важное. Да. До завтра, Кира? До встречи?

— До встречи.

От своего целеустремленного нахальства Кира сама растерялась. Но обдумав, кивнула себе. Ничего катастрофичного. Коты все равно не дадут загулять надолго, да и в загул она не собирается, после ссоры с Ильей о всяких нежностях и думать противно. Но привязываться к домашнему очагу, который, тем более, оказался не нужным, не с руки и незачем совершенно. Она взрослая, самостоятельная женщина, иногда чересчур мирная, точнее мирящаяся с попытками мужчины сделать из себя предмет интерьера, такой — всегда в пределах кухни и спальни. Но если попытки становятся чересчур настойчивыми, место мирной Киры занимает Кира-воительница, и пусть мужчина считает ее истеричкой, стервой и так далее, тому подобное, главное, она снова отвоевывает свое место в этой реальности.