— Извините, — отрывисто повторила Кира.
— Я уезжаю. Через три дня. Ужасно жалко, что вы так и не смогли приехать. Или есть надежда?
— Я не знаю. Вряд ли.
— У Валерия Никитовича дивное вино. Вы меня простите. Я немного выпил. А то не решился бы. Кира вы знаете, что вы очень красивая женщина?
— Вы меня видели на фотографии только.
В трубке раздался смех. Хороший такой мужской смех, приятный.
— На четырнадцати фотографиях. Ровно столько вы публиковали в сети за несколько лет. Я собрал их все. Лежат в отдельной папке. Она так и называется…
Целую секунду Кира была уверена, он скажет «королева Кира».
— Называется «Кира прекрасная». Иногда я их листаю. В чем ваша тайна, Кира?
— Что?
— Почему от вашего лица становится спокойно? Уверенно. Будто вы за руку держите. Это не просто красота. Тут еще что-то.
— Олег, спасибо вам. За комплименты.
В дверях загремел ключ, Кира еще договаривала, а они распахнулись, явив громоздкую фигуру Ильи, с набитым пакетом и рюкзаком на одном плече.
— Мне пора. Спокойной ночи.
— А ну! — Илья внезапно ловко перехватил телефон, рявкнул в трубку, — эй ты, козлина! Чего вякаешь там!
— Отдай! — Кира кинулась, пытаясь вытащить телефон из кулака.
Тот взлетел вверх, почти под потолок, крепко схваченный пальцами. Илья подозрительно осмотрел платье с обнаженной спиной, раскрыл глаза на возмущенное лицо в бронзово-черной раскраске.
— Я не понял. Ты тут чего? На карнавал собралась? Да стой. Не дам!
— Дай телефон! Это по работе!
— Ага! Слышал я про работу. Комплименты! Я щас ему перезвоню, козлу этому!
— Не смей!
Кира отступила, обжигая Илью ненавидящим взглядом. Сдавленным от злости голосом пообещала:
— В последний раз тогда пришел, понял? Я не шучу.
— Та на тебе, — Илья кинул телефон на полку, ушел в комнату, не разуваясь. И загремел там чем-то, бормоча себе под нос всякое.
02.07.16
Через полчаса Кира сидела в маленькой комнате перед зеркалом, глядя в свое, такое чужое под краской лицо. Бронза и уголь скрывали выражение, и пылающие скулы скрывали тоже. Только глаза были полны мрачной злости и недоумения. А в ушах до сих пор гремели злые упреки и ехидные высказывания, которыми двое закончили разговор.
…
Она вошла в комнату, когда Илья стоял перед полками, держа в руках старую косметичку, туда они складывали хозяйственные деньги. Под сердитым взглядом Киры вытряс бумажки, комкая, сунул в карман, потом вернул пару купюр в раскрытую косметичку и сунул ее обратно на полку.
— Что, — дрожащим от ярости голосом поинтересовалась Кира, — свое уносишь? Устроил тут раздел имущества?
— Тебе на неделю тут хватит. Одной.
Илья прошел мимо, толкнув ее плечом, хлопнула дверь в комнату. Кира хотела остаться, но выскочила следом, что-то говоря, а в ответ летели такие же несвязные слова, потом молчание, потом саркастические усмешки, и она, срываясь, что-то крикнула, на что Илья замолчал, набычившись, отвернулся и вышел, исчезая в темноте подъезда.
Сейчас, сидя перед зеркалом на старом мамином диване, она не могла припомнить слов. Его и своих, сказанных сгоряча, наверняка ужасно обидных. Рядышком сидел Клавдий, вылизывался, и Кира усмехнулась. Он умел заниматься своими делами, принимая сочувственный вид. Будто мыл большое черное лицо, увенчанное усами, исключительно в помощь несчастной Кире, и так же сострадательно задирал лапу, намывая ее до блеска. Не то Лисса-Кларисса, которая даже гладиться изволяла с видом независимым и отстраненным.
Через коридор, за кухонным окном что-то шумнуло, неясно прозвучали голоса. Кира быстро встала и пошла туда, кинулась к распахнутому окну, укрытому шторой, утишая дыхание, прислушалась. Опустила руки. Конечно, это не он. Или он, но мимо.
Когда-то они лежали, раскидав жаркие ноги, смеялись, дразня друг друга, и Илья важно, красуясь и будто зная ответ наперед, спросил уверенно:
— А если разбежимся, как же ты будешь? Мимо ходить? Когда мы с пацанами там, на плитах?
— Придется вырвать все волосы на голове, — вздохнула Кира, — сменить квартиру, город, страну, планету, пол. И вообще повеситься, напившись яду. Ты смеешься, да? Нормально буду ходить. Еще и ручкой помашу.
— Да ладно? — не поверил Илья, обижаясь.
И Кира, чтобы не увеличивать обиду, призналась, конечно, будет страдать, а то! Укротив желание сказать, ну что ты, мальчик мой, неужто полагаешь, я до тебя спала царевной и ни разу не обжигалась? Но выжила, смеюсь, занимаюсь прекрасной любовью.
Читать дальше