Елена Блонди - Прогулка [СИ]

— Чего ты мелешь? Когда я тебе мусор дарила?

Ленка расстроилась и Кира со стыдом понимала, конечно, она прибежала радостью поделиться, а тут подружка коники выкидывает, да еще оскорбляет. Но не могла отстать.

— Ну, когда. Да хоть ту помаду, так и лежит, сохнет.

— А кто виноват, что ты губы не красишь? Цвет твой как раз. Да блин, я стояла как дура, в магазине, решала. Или тебе купить дорогую, но говняную цветом или дешевую, но чтоб идеально. А ты, значит, посчитала цену? Тоже мне, друг.

Ленка встала, роняя с колен альбом. Подняла и резким движением выдрала лист с розой.

— Даже смотреть не хочу. На, можешь выкинуть. В помойку.

Ушла в прихожую, топталась там, громко вздыхая, потом бросила отрывисто:

— Закрой.

Двери хлопнули. Кира встала, раздумывая, как с Ленкой помириться, и узнать, куда она свои карандаши прячет. А потом, когда уйдет в кухню там, или в туалет…

В пустой прихожей ей стало нестерпимо стыдно. На полу в комнате валялся большой лист, и так странно, роза с него не упала, и вода не вытекла из почти настоящего стакана. Запирая двери, Кира думала, что же нашло на нее? Ну, карандаши. Красивые, конечно. Но и правда, ей они зачем? К чему? Имя свое писать с вензельками? На промокашке. Будут валяться.

Но параллельно с виноватыми мыслями уверенно думалась главная. Нужны, Кира. Вот просто — нужны и все.

Она уже положила руку на тугой замок, притягивая дверь, и тут снаружи толкнулись. Ленка снова протиснулась в прихожую, шурша курткой. Сказала сиплым голосом:

— На.

В Кирину руку легли два карандаша. Черный и бронзовый. Под стук Ленкиных сапожек и треск подъездной двери Кира сжала их в кулаке, ощущая уверенные гладкие грани. Сказала в пустое обиженное пространство:

— Спасибо!

И снова ушла в комнату, разглядывая нежданный прибыток и не понимая, что теперь с ними делать, с этими карандашами. Пока их нужно спрятать, решила она, побежать в школу и срочно помириться с Ленкой. Я положу их… думала, уходя в мамину спальню, где высилось старое трюмо с тяжелым высоким зеркалом, ага, да, в ту шкатулку, которая с моими, детскими всякими цацками. Там есть тайный пенальчик, мама в него не заглядывает, не знает даже. Зато в Кирин письменный стол залезает раз в неделю, наводя порядок, придирчиво вертя в руках все листочки и открывая все коробочки.

Карандаши!

Кира села резко, так, что закружилась голова. Огляделась, прислушиваясь. Вместо торжествующего ветреного гласа с улицы слышались детские крики и посвист вечерних стрижей. В раскрытое окно пролезал томный горячий сквозняк. Она встала, поправляя перекрученное домашнее платье, тонкое, которое для сильной жары. Мысли думались так, будто их перемешивал вентилятор. Илья удрал, на свою тренировку. Карандаши. В старой коробке. Февраль. Мичи — солнечная тропа. Обиженная Ленка, и ее сиплый голос, будто сейчас заплачет.

Кира быстро вышла в коридор, на ходу прислушиваясь, не вернулась ли мама с работы, и спохватываясь (по голой ноге, торопясь рядом, щекотал шерстью Клавдий, толстый, любимый), мамы нет, она далеко, а той мамы нет уже вовсе, пенсия, тетя Алина, телефонные звонки.

В маленькой комнате села на корточки, нетерпеливо выдергивая на себя тугой ящик подзеркальной тумбы. Вытаскивая, бросала рядом с флаконами набитые бумагами пакеты, конверт, полный чьих-то писем, плоскую картонную коробку со старыми инструкциями к домашней технике. Сунула руку в глубину, коснулась деревянной стеночки. Пусто. А где же коробка? Недавно еще думала о ней, наказывая себе вытащить, перебрать и выкинуть лишнее. Где она вообще?

Кира села на пол. Вдруг вспомнилось, из того же февраля. Через несколько дней она попросила у подружки прощения. За свое свинство. Насчет подаренной помады, ну и карандашей.

— А, — довольно сказала Ленка, сидя у себя на тахте и тараща в зеркальце накрашенный глаз, — чует кошка, чье сало. Или мясо? Ты губы накрась. Увидишь, я старалась. Не виноватая я, что она копейки стоила, зато — гармония!

— Карандаши, — виновато напомнила Кира, — я сама не пойму, получилось так. Эти вот бронза и уголь.

— Какие бронза и уголь? — Ленка поморгала, тронула щеточкой ресницы.

— Ну, из набора. Которые ты мне подарила.

— Я? — Ленка закрыла зеркальце, моргая уже просто так, — подарила? Кирюша, у тебя температура, что ли? Все там на месте. Все тридцать шесть. И нет там бронзы, я бы сама хотела. Ничо се, бронзовый карандаш. Да я бы с ним спала и любила бы его. Извини, конечно.