Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Вадим сел прямо, торжественно поднял в ладонях чашку и покрутил, заверчивая остаток кофе. Уложил чашку бочком на блюдце, и склонился, рассматривая рисунок. Кира тоже склонилась, прижимаясь к его плечу. От него пахло сигаретами и одеколоном, а еще тонкий запах пушистого свитера, нагретого под курткой, она сейчас висела на спинке стула. Но в чашке вились тайные узоры и это тоже было интересно, тем более — они предсказывали его судьбу.

— Ну? Что ты видишь? — дыхание грело ей скулу, шевелило тонкие волосы на виске.

— Похоже на паука, — севшим голосом ответила Кира, — вон, лапки. Нет, это солнышко. Да?

И подумала, мучаясь нежностью, ты мое солнышко, мой золотой солнечный Мичи.

— Хм, — он покачал чашку, но картинка уже не менялась, показывая темное пятно с лапками-лучами, — ну… я бы предпочел, чтоб это было солнце. Потому что солнце в таком гадании как раз означает, мне повезет и все начинания будут успешны. Ты допила? Давай чашку. Или сама?

Кира подала ему свою чашку. Он сделал несколько круговых движений. Положил, улыбаясь.

— Пусть успокоится. Вот. Теперь можно смотреть. Ого!

— Что там?

Вадим откинулся, с юмором осматривая смущенную Киру, потом изобразил лицом почтение, прижимая к свитеру ладонь.

— Я сразу понял, ты не проста, королева Кира, королева не этого мира. Драконы! Ты как, не боишься драконов?

Кира пожала плечами, потянулась за чашкой — тоже посмотреть. Но Вадим отвел руку, дразня.

— Покажи!

— А ты скажи имя. А то устроилась, я попросил, а ты никак меня не называешь.

— Перестань! — она смеялась, немного смущенно, — Мичи, вот, я сказала, ну дай посмотреть. Это мои драконы!

— Какая собственница. Хозяйка! Держи, я покажу сейчас.

Две головы склонились к наклоненной чашке. Кира с легким разочарованием разглядывала черные кляксы на светлом фарфоре.

— Видишь? Смотри, вот большой, темный. А с другой стороны — поменьше, светлый. Тут гуща реже легла. А между ними темная линия, это конечно, ты. Вывела на прогулку. Как двух огромных Анчаров.

Он говорил так уверенно, и так хорошо улыбался, что Кира заулыбалась тоже. Кивнула.

— Да. Я их вывожу на цепях, потому что они грызут поводки. А черный его все время пережигает. Я его не ругаю.

— Почему? — Вадим поставил чашку на стол, слушая как-то слишком внимательно и серьезно.

— Он же дракон, — Кира пожала плечами, стараясь объяснить ловчее, — ну, он не может по-другому, наверное. Или может, но тогда он что-то потеряет, драконовое, ой, драконовское.

— Драконье, — поправил Вадим.

— Да. Да! Поэтому лучше сделать поводок из красивой цепки, такой, витой, с камушками. Чем все время его ругать.

— Делая из дракона агнца. Ты права, маленькая королева. Ты знаешь, что ты удивительная?

— Неправда.

Кира опустила голову. Ей стало страшно, потому что стыдно, за него, он ведь врет сейчас, непонятно зачем, но врет. Что в ней удивительного. Пусть бы не говорил ерунды, чтоб ничего не мешало любить его, чтоб он — солнце.

— Правда. Только ты не для этого мира. Потому никто не видит. И сама ты не веришь.

— А ты видишь?

Он медленно кивнул, не отводя пристального взгляда светлых глаз. И Кира видела, уже снова смотря на него без неловкости, он не врет, и правда верит. И скажет сейчас, почему.

— Вижу. Потому что я тоже хожу между мирами. Но в этом ты — девочка. И мне это очень нравится, Кира. Смотри.

Он снова принял в руки ее чашку и Кира послушно склонилась, касаясь ухом его щеки.

— Вот, и вот тут.

Голос понизился до шепота, а шепот протекал в самое ухо, потому что губы трогали его, и еще язык — трогал мочку. Кира закрыла глаза, ей стало неважно, что там показывала чашка. Губы шептали — скуле, шее под ухом, уголку ее рта. А потом слова ушли, остались лишь прикосновения, легкие, на шее, в вырезе платья, потом — на ее полуоткрытых губах. И был поцелуй, сначала легкий, как бабочка, потом нежный и настойчивый, а после — долгий, совсем настоящий, уверенный, очень глубокий, так что Кире, обмякшей на стуле с запрокинутой головой и полуоткрытыми губами, казалось — его язык, виясь, проникает через легкие, через желудок, полный щекотных касаний, сразу туда, в самый низ живота, трогая все изнутри.

— Кира, — сказал шепот снова словами, — Ки-ра. Чудная моя девочка. Моя?

— Да…

Ей казалось, никогда не сумеет встать, потому что все расплылось и ниже губ растаяло, будто она снегурочка и прыгнула через костер. Но он поправлял ее волосы, бережно убирая за уши тонкие прядки, вел руками по плечам.