Пару мгновений она колебалась, посмотреть ли последовательно, с февральских папок, или, раз ей предоставлен выбор, попытаться успеть на ушедший поезд, открыть ту, с темной розой, в которой, конечно, самое главное. Прыгнуть. И попытаться выплыть, вытаскивая Киру.
* * *
24.06.16
Кто из нас не заглядывал в самый конец книги, ругая себя за поспешность. В детстве Кира спрашивала, волнуясь за героев фильма, а он (она) не умрет? И однажды была потрясена маминым коварством, когда погиб путешественник, о котором сказано было, да не умрет, что ты, все будет хорошо. Успокаивая рыдающую Киру, мама смеялась чуть раздраженно:
— Это было двести лет тому, доча, он все равно уже умер! Даже если бы от старости. Ну?
Киру тогда это потрясло дополнительно, и она часто возвращалась к мыслям о неминуемой смерти тех, кто родился раньше и раньше прожил свои жизни. И нужно ли страдать, переживая за того, кто все равно сейчас уже мертв. Или за то, что все равно случилось, произошло, совершилось — не отменить.
Кира сидела над светлым экраном, полным крошечных картинок, по одной на каждую встречу, и по спине ее бежали мурашки, противные такие. Так все просто. Безжалостно просто. Откроешь и увидишь, последовательно, как выстроенные по номерам кадров списки. И можно рассмотреть последний кадр раньше первого. Невеликое чудо на самом деле, одернула себя Кира, память тоже штука прихотливая, как и желания, иногда цепляет внимание крошечная деталь, и начинает с нее разворачиваться кино в обратном порядке, конечно, в воспоминаниях никто не пятится, произнося слова задом-наперед, но вечер показан раньше дня, а день раньше утра. Нормально.
Ненормально видеть свое прошлое в цифровых картинках и символах, которые сами выстроились на мониторе.
— И долго ты будешь рассусоливать? — спросила себя Кира совсем маминым голосом.
И открыла последнюю папку. С розой. Задумчиво поглядела на пустое белое пространство, подождала, вдруг ноут просто тормозит. Вздохнув, закрыла опять. Наверное, неспроста выстроен список, сама приказывала мирозданию, хочу вспоминать по порядку. И теперь, будь добра, вспоминай по порядку.
Зато я могу не останавливаясь, перелистать, прикинула Кира, возвращаясь к февральским папкам. Открыла-закрыла, поехала дальше.
* * *
Ехать было страшновато. Из-за льда на серпантине.
Вадим остановил Киру в школьном коридоре, окликнул ясно, громко:
— Василевская! Подойди, пожалуйста.
Она подошла, все еще улыбаясь болтовне Ленки, кивнула:
— Здравствуйте, Вадим Михайлович.
Мимо бегали первоклашки, визжали так, что закладывало уши. Вадим открыл журнал, вынимая оттуда конверт:
— Ты же на Косова живешь? Попросить хочу. Когда домой пойдете с подругой, кинь в ящик, в первом доме, тут адрес написан, и номер квартиры. Это мама моего приятеля, на пенсии. Не затруднит?
— Нет, — Кира оглянулась на Ленку. Та смешно надула щеки, изображая важность.
Вадим подал конверт, показывая адрес. Перевернул. Сказал вполголоса, не меняя интонаций:
— На клапане номер телефона. Запомнишь?
Кира напряглась, вцепляясь глазами в бледно прописанные карандашом цифры. Два, тридцать пять, сорок восемь.
— Да.
— Отлично. В любое время.
Он улыбнулся, ей, потом через ее голову Ленке. Кивнул и ушел, мягко ступая замшевыми спортивными туфлями, держа на локте красный журнал.
Кира равнодушно поглядела вслед, изобразив лицом легкую досаду, вернулась к любопытной Ленке.
— Чо хотел?
— Вот, — показала той конверт, адресом вверх, — бросить просил. Пенсионерке какой-то.
— Угу. Знаем мы таких пенсионерок. Небось бабе пишет. А я уж думала, ну везуха нашей Василевской, Вадзя-Кобадзя на свиданку пригласил.
— Вечно ты.
— А он тебя, значит, почтальоном заделал. Пусть нам пятерки поставит, ясно?
Звонок сгонял всех к дверям кабинетов, Ленка шла, покачивая сумкой и маша длинной рукой одноклассницам. Кира на ходу прятала конверт в учебник, обжигая пальцы о бледные цифры на обороте. На полдороге к кабинету физики ойкнула шепотом.
— Чего? — отвлеклась от приветствий Ленка.
— Я в сортир, на минутку. Ты иди.
В туалете она заперлась в хлипкой фанерной кабинке, вытащила конверт и ластиком в кончике простого карандаша тщательно стерла надпись, повторяя про себя волшебные цифры. Два, тридцать пять, сорок восемь. В любое время!
Но все же он рисковал. А вдруг Ленка стала бы вертеть конверт, дедуктивно комментируя почерк и фамилию, она любит изображать из себя Шерлока Холмса. Рисковал, с нежностью подумала Кира, из-за меня рисковал. Легонько поцеловала адрес, написанный шариковой ручкой. И спрятав конверт, вышла из туалета.
Читать дальше