Анатолий Козлов - Вопрос и многоточие, или Голос

***

Третий раз подряд, как только он приближался к середине тропинки, чьи-то заботливые руки переносили его назад. Туда, откуда он только что выполз. Вот такая чужая забота, как говорится, не на пользу. Он устал преодолевать высушенную солнцем стежку. Песок казался наждаком для маленького создания. Силы не хватало на очередную попытку, поэтому, разглядев разлапистый куст подорожника, всполз на него и затаился. Набирался сил, думал: «Почему я такой неуживчивый? Почему всем и каждому говорю в лицо правду, то, что вижу и чувствую… Можно ведь и промолчать, поддакнуть там, где этого от тебя ждут. Похвалить позорное и бездарное. И если большинство брюхоногих принимает дурака за умника, что ж, пусть так и будет. Зачем возражать и, как мальчику из сказки, кричать, что король гол?»

Так случилось и с толстым вонючим слизнем. Никто его не любил, все в их неглубокой яме знали, что слизень тупой и примитивный, но очень амбициозный. Как люди говорят — карьерист. Самочки его не интересовали, большого ума, чтобы жить самому, природа не дала, но зато слизню нравилось управлять и рулить другими. Совсем незаметно он собрал вокруг себя команду подпевал-подхалимов. Они для своего избранника расчищали ходы, смазывали стежку, по которой намеревался ползти неуклюжий толстяк. Верили обещаниям слизняка и жили этим. Пробовал он затянуть в свою компанию и Улита-Слимака. И поначалу слова толстуна звучали правильно и убедительно. Он готов был поверить и помогать слизняку ползти из их сырой и уютной ямы в гору, к кусту папоротника с молодыми кружевными стеблями. Однако не зря ему даны голова и глаза. Он слушал, присматривался и сравнивал обещанки-цацанки с тем, что происходило на самом деле. Их яма заполнялась стоячей водой и сухой прошлогодней листвой, земля осыпалась и оползала, самочки, наслушавшись слизняка, не желали откладывать яйца. А еще слизняк умел, как колдун, перессорить всех между собой, если чувствовал угрозу со стороны их небольшой колонии головоногих. В этом деле он был непревзойденный мастер.

«Это он, негодяй, подговорил мою фифочку, мою красавицу, мой единственный и неповторимый весенний цветок, стать самцом. Только в больную шизоидную голову слизняка могла прийти такая мысль. Слизняк любит мстить, он никому не прощает насмешек. Самолюбие у него зашкаливает. А мне нравилось с ним спорить. Никогда не соглашался с его глуповатыми и абсурдными идеями и замыслами. Говорил при всех про бездарность и ограниченность слизняка. Такое не прощается. Никогда. Вот и убегаю, ползу в неизвестность. Лишь бы подальше. Чтобы не слышать и не видеть все гадости в нашей яме. Мне необходимо преодолеть эту опасную широкую стежку, сбежать из проклятой резервации. Убегаю от мерзкого слизняка, былой фифочки, а прежде всего — от самого себя. Неизвестность пугает. Опасность таится на каждом сантиметре чужой земли, но желание свободы преодолевает все…»

Улита-Слимак чутко ловит все перемены в воздухе, выставив во всю длину свои рожки. Он надеется почувствовать приближение грозы или хотя бы небольшого дождя, который помог бы бедолаге преодолеть горячую стежку и оказаться, наконец, в полосе влекущей зелени на другой стороне. Пока же он чувствует только жару и зной, без единой прожилки влаги.

«Как вам нравится идея слизняка подружиться и наладить контакты с рыжими земляными муравьями? Ага, вам смешно, — неизвестно к кому обратился головоногий, — а я чувствую ужас при одной только мысли об их едкой отвратительной кислоте, которой рыжаки пстрыкают на все, что попадается на дороге, а их жвалы безостановочно хватают и крошат любое живое существо. Нет, пусть уж без меня слизняк с мурашами устраивает в яме совместную счастливую жизнь.

Хочется или нет, но придется ждать вечера, когда солнце спрячется, а на землю и траву упадет чистейшая роса. Она смочит песок, ветки, хвоинки и камешки. «Тогда и переползу через стежку. А пока, чтобы не мозолить глаза, спрячусь под широкий и мясистый лист подорожника. Хорошее укрытие, жара не донимает и чужие глаза не достают». Он втянул рожки и спрятался под листок, наверху осталась только бело-серая раковинка. Она хорошо была заметна каждому, кто шел здесь и присматривался к обочине в поисках чего-либо необычного или редких лесных цветов для скромного букетика.

***

— На этой одинокой скамейке ты похож на старого, побитого жизнью грифа. — Нельзя было понять, радуется за Антона Голос или сочувствует ему. — Не надо было гулять и проводить время в клубах, глотать химию и литрами пить водку. Надо было задуматься о большом и значительном, а не только о телесных удовольствиях. Говорю это, понимая важность каждого слова.