Игорь Родин - Сын Эреба

— Это что? Вот же отгрохали аэропорт! Я слышал, что ремонт ему дали, но чтоб такое светопреставление! Некуда было денег казённых вбухать?

— Лучик надежды, — тихо пошутил шофёр. — Рассчитаемся?

— Обязательно, — полез в боковой карман старик. — И тебе спасибо, добрый человек, за хлеб, за соль, за беседу мудрую. Приятно было помурчать!

Он выпростал кулак, протянул его к шофёру. Тот раскрыл под ним ладонь и когда старик разжал узловатую длань, выпали платой извозчику две маленькие блестящие жёлтые монетки. Шофёр поднёс их к глазам. Монетки легли одна аверсом, а вторая реверсом. С аверса красовался профиль бородатого царя, а реверс распушился двуглавым когтистым гербом. Это были царские империалы. Два золотых червонца.

— Благодарю, — кивнул шофёр и засунул драгоценности в нагрудный широкий карман комбинезона, прикрыв клапан.

— Бывай, ямщик!

Старик легко выпрыгнул в ночь, благо, дождь как раз перестал лить, а просто докапывал последние капли, будто с облегчением в туалет сходил, и теперь тряс небесными причиндалами где-то невообразимо высоко, за границей видимости и туч. Потом старик обернулся, помахал сухой жилистой ручкой, улыбнулся фиксами и повернулся к свету. Шаг — и он растворился в нём, как в плотном тумане или дыму. Свет поглотил худое поджарое тело, будто и не стояло тут никого, будто и не было никакого старика, будто и не ехал он долго по залитым ливнем улицам к своей далёкой, почти недостижимой цели.

— Прощай, старик, — в тиши салона сказал шофёр в пустоту, продолжая сидеть, сжав в руках руль. Так продолжалось какое-то время.

Шофёр смотрел, как постепенно свет начинает меркнуть, потом закурил, развернулся и уехал.

Покручивая в пальцах китайскую палочку для еды от приконченной недавно порции лапши «удон» с говядиной, овощами и соусом, шофёр поджидал нового клиента. Он, то выделывал ей замысловатые восьмёрки, то вдруг задумчиво пытался ковырнуть в зубах. Но конец палочки был слишком толст для такой манипуляции.

Заказ ему скинул при телефонном разговоре всё тот же неугомонный брат Тамаз. Так и сказал: «Приветствую, дорогой! Как сам? Как универсам? Ха-ха, шучу! Слушай, тут опять тебе халтура подкатила. Подбери бабушку через час, адрес я тебе по эс-эм-эс скину. Не скучай, дорогой, Меркул обещал на днях с тобой проехаться, я его видел сегодня утром. Нахвамдис [4], дорогой!».

Неожиданно дверь со стороны пассажира распахнулась и в салон ввалилась дородная дама в тонкой красной кофте, необъятной синей юбке, из-под которой мелькнули коричневые хлопковые колготы, а голову покрывал цветастый платок с завязкой под подбородком. Пока она утрамбовывала свой немалый афедрон в седле, шофёр успел рассмотреть, что это не дама, а старушка, на вид, лет около семидесяти. Или пятидесяти. Она оказалась довольно полной, поэтому возраст скрадывался и начинал плавать в больших пределах. Морщины имелись, кое-где довольно глубокие, но немалую часть их разглаживала полнота лица. Зато руки были сплошь во вздутых синих венах и старческих коричневых бляшках. Правое запястье охватывала красная ниточка. Оберег. Одёжка, хоть и небогатая, но поверх кофты красовался довольно массивный золотой крест на такой же «рыжей» цепочке, тоже, не самой тонкой. Глазки, будто заплывшие от припухлых век, зыркали с недоверием и недовольством. Острые, колючие, как шильца, прозрачного водянистого голубого оттенка. Тонкий нос, к старости согнулся в птичий клюв. Губы бескровные, бледные, в ниточку. А на левой стороне лба громадный синяк, гематома, фиолетово-лиловая, будто сливу бабке на голове раздавили, а мякоть оставили подсыхать. Кое-где даже кровь проступила и засохла неуверенными подтёками. Пахнуло от неё узнаваемым старческим амбре и букетом из разнообразных лекарств. Тот ещё запашок.

В свою очередь старуха, умостившись, бегло, но внимательно оглядела убранство салона. И осталась недовольна. Она вздула ноздри, пробуя воздух на вкус, скривила гримасу одними губами, ловко изогнув их «тильдой», демонстративно провела пальцем по приборной панели. Пыли там было немного, она растёрла её между подушечками пальцев и спросила визгливым скрипучим голоском:

— Чем это тут так воняет? «Лаврушкой» что ли?

— Это целебные испарения Ахерузийского озера. — Невинно пояснил шофёр, мило улыбнулся и добавил: — Из святой земли.