Она отправилась за велосипедом в конюшню, где с тех пор, как муж пересел на автомобиль, уже не жила лошадь. Теплый запах помета давно выветрился, сменившись запахом аммиака, соломенной подстилки и прелых остатков лугового сена, но Эмили не могла и представить лучшего места для своего железного коня.
После недавних дождей установилась сухая погода, световой день заметно увеличился. А значит, Эмили могла решиться на длительную загородную прогулку. Она собиралась ехать на запад — в деревню, где кузины Элси и Фрэнсис сфотографировали фей.
Коттингли находилась на другом конце Йоркшира, на расстоянии около восьмидесяти миль от Чиппенхэма, следовательно, ей не удалось бы обернуться за день, но ведь это и не было обязательно, раз Джейсон должен был заночевать в Лондоне и вернуться лишь во второй половине следующего дня.
Когда Эмили выехала из Чиппенхэма, небо было чистым, почти безоблачным. Пухлые, похожие на цветы пиона молочные облака собирались в кучки лишь над редкими возвышениями — колокольней, вздымавшейся вверх посреди жавшихся друг к дружке, подобно овцам, кровель; рощицей на вершине ступенчатого холма (вроде хохолка над морщинистым лбом, подумала Эмили и рассмеялась, потому что ей вспомнился один знахарь, как там его звали? Ĉhekpá? Wiĉháyapažípa? Hetkála? [79] Пупок? Шершень? Белка?
)
Нет, другое имя. Эмили его забыла. Нелегко вспомнить то, что происходило так давно, особенно если ты катишь по пыльной проселочной дороге Англии, палимая жарким солнцем. И вдруг неожиданно всплыло имя: Tatanka Hunkeshni [80] Медленный Бизон.
.
По мере ее продвижения на запад местность становилась все более холмистой, но возвышенности по-прежнему оставались пологими. Эмили ехала уже три или четыре часа, но совсем не устала. Педали «Нью рапида» вращались, как ей казалось, сами собой, словно она на них и не жала. Усилия, которые требовались для подъема, немедленно окупались мягким, расслабляющим спуском.
Сегодня, помимо обычного запаса еды, состоявшего из сухого печенья, инжира, миндаля и сушеного мяса, прежде долго солившегося с добавлением ароматических трав, она положила в свою сумку через плечо, напоминавшую ягдташ, еще и туристический путеводитель.
Это было ее первое путешествие, к которому она так тщательно подготовилась, не полагаясь на волю случая и свое редкое чутье, заставлявшее на каждой развилке морщить нос и принюхиваться, подобно кролику, чтобы лучше ощутить запах дороги, по которой ей предстояло следовать.
На этот раз она знала, куда едет и с какой целью: она искала подарок для Джейсона.
Он не ждал от нее подарков, а она ему их и не дарила. Раньше Эмили никогда не пыталась отблагодарить мужа, если не считать привычного «спасибо» за какое-нибудь мелкое проявление внимания: кусочек сыра, что он подносил ей на кончике ножа, «о, попробуй этот, он тебе понравится, я никогда не видел ни одного существа — я имею в виду человеческое существо, ибо на свете есть еще овцы, которое настолько любило бы соленое…», за наброшенную ей на плечи шаль, когда она невольно вздрагивала от холода, за цветы анемопсиса, напоминавшие ей о Великих озерах Америки, которые он и посадил с этой целью и из которых делал ей букеты, когда они прогуливались рядышком по берегу Уэлланда; но ни разу она по-настоящему его не поблагодарила за все, что он для нее сделал, начиная с того дня в церкви Пайн-Риджа, за всю ту череду чудес, обманов, сражений, которые превратили ее в Англичанку на велосипеде.
Она уже давно задумала преподнести Джейсону подарок, который будет его достоин.
Решение пришло само собой — она подарит ему фей Элси и Фрэнсис.
Разумеется, у нее и в мыслях не было привезти одну из них в Чиппенхэм. Прежде всего потому, что она до конца не верила, что феи существуют: во всяком случае, Джейсон и Леффертс относились к этому скептически.
И потом, чтобы изловить фею, нужно сначала ее увидеть, что было, по словам Артура Конан Дойла, прерогативой исключительно юных девушек, еще не достигших половой зрелости и, безусловно, сохранивших невинность; это не могло касаться Эмили, которая, благодаря стараниям Джейсона, предавалась в постели восхитительным, но не очень приличным играм.
Даже если предположить, что оба условия соблюдены, как можно было завладеть одним из этих крохотных созданий, которые, если верить знаменитому Эдварду Л. Гарднеру, члену Теософского общества, принадлежали «к той же эволюционной ветви, что и крылатые насекомые», не причинив ему вреда? Если феи столь же хрупки, как стрекозы, как можно было их поймать и не поранить? С помощью сачка для бабочек? Бумажным кульком? Пинцетом для выщипывания бровей? Или попытаться накрыть их перевернутым стаканом?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу