Илья Щербинин - Старый Тогур

Они умерли под утро, когда занималась заря. И полетели ей навстречу вместе: старик и ребенок, рука об руку навстречу солнцу.

Похоронили их рядом. Поставили деревянные кресты с табличками, саморучно вырезанными Силантием Митрохиным, посеяли лесные цветы, а Сашка принес из Тайги и посадил у изголовья могил кедр, отросток того самого хозяина тайги, где им было так хорошо

Вечером того же дня, после похорон, Саша и Николай сидели на стане и пили чай.

— Ну все, завтра в дорогу,- вздохнул писатель.

— Куда ты теперь, Коля?

— Не знаю, в город, наверно, вольюсь в его ритм и исчезну.

— А книга?

— Отложу пока, а в феврале достану и снова к вам, в Озерное.

— Знаешь, Коля, — начал мальчик, — я не поеду никуда.

— То есть как?

— Я останусь здесь.

— Один?

— Один, нет. Я возьму себе Найду, она ведь теперь без хозяина не сможет.

— А ты уверен, что ты сможешь?

— Уверен. ОН сказал мне, что смогу. Да и не хочу я идти в тот мир. Здесь умерли мои родители, два моих деда. Здесь все меня устраивает, здесь человек — пешка, но шахматист природа не делает неверных шагов. Здесь мои озера правды. Здесь мне хорошо.

А там, что там?

Там страдают дети, просто так, не виновные абсолютно ни в чем. Там люди убивают друг друга ни за что, или же из-за денег и власти. Там человек пытается строить из себя короля, и неизбежно проигрывает партию против природы. И так будет всегда, ибо он сам часть ее, хоть и пытается от этого откреститься.

То, что произошло здесь, лишь самое малое, что она может. И никто не виноват по отдельности, виноваты все вместе. И потому я остаюсь искупать вину. Я остаюсь охранять этот мир.

Утром, когда все еще спали, когда солнце только одним кончиком выглянуло из-за леса. Сашка и Коля поднялись на колокольню. По голубому лазоревому небу носились ласточки, в лесу между зеленью просвечивала белизна зацветающей черемухи и яблони.

— Весна пришла,- сказал Коля, посмотрев на все это, — и этот мир полон жизни, ему хорошо без людей.

— А нам, — продолжил Саша,- нам всем надо начинать новую жизнь. Что же, до встречи, Коля, я уверен, что мы еще встретимся, ведь природа, это, как наркотик, общение с ней не проходит незаметно.

— До встречи, мальчик из тайги.

И он ушел, а Саша остался на колокольне. Люди сняли лагерь и поехали в Озерное, а вслед им бил колокол, звучал в память о соскользнувшем селе. И эта музыка была вечной, как сама природа.

***

Есть где-то на берегу одной из рек России церковь с колокольней и кладбищем. Старая брошенная церковь. Никто в нее не ходит, она просто стоит, как напоминание о чем-то былом.

Но где-то в середине мая, когда природа начинает дышать новой жизнью, и солнце начинает светить ярче, из лесу приходит человек. Он идет по пыльной дороге, не склоняя головы, но и не поднимая ее. Он идет с абсолютно спокойным лицом. Позади него бежит собака, то и дело подвывая.

Он приходит на кладбище к двум одинаковым могилам с деревянными крестами. Убирает с них грязь, поправляет, высаживает принесенные из лесу цветы, поливает растущий между могил молодой кедр, разговаривает с ним и идет в церковь. В церкви он зажигает свечи и молится.

В тот же день по реке приходит лодка: в ней двое высоких суховатых мужчин привозят двух стариков. Они долго разговаривают, пьют чай и стоят службу всю ночь до зари. Потом Григорий Яковлевич увозит по реке Агафью и Силантия. А Саша Митрохин и Николай Витальев вместе с Найдой уходят в лес. Саша — охранять природу, а Коля — писать труд всей своей жизни.

Они подойдут к лесу, развернутся, посмотрят на церковь, на кладбище, на молодой кедр. И Коля скажет: «Надо же, пройдут века, не будет ни церкви, ни кладбища, ни нас с тобой, а этот кедр — будет вечным хранителем этого края. И всякий, видя его, будет понимать, что природа сильна, и человек по сравнению с ней — ничто».

Занималась заря. Природа снова начинала жить сначала.